Я испуганно открыл глаза, но увидел только снег, которым было запорошено мое прибежище и все, что в нем находилось, включая меня. Со стороны, я, наверное, выглядел, как небольшой сугроб. Под этим сугробом мне было тепло, почти как под одеялом, но знакомый позыв повелевал отправиться «до ветру». Осторожно приподнявшись и встряхнув с себя снег, я вышел на «улицу».
Было раннее утро. Я осмотрелся. Солнце еще не показалось из-за гор, но первые лучи старательно пробивались сквозь снежную завесу. Снег хлопьями, словно манна небесная, с небрежной щедростью сыпался с небес. «А снег все шел и падал…» — припомнил я слова из популярной песни. Вытянул ладонь, и на неё опустились несколько больших мохнатых белых снежинок, которые почти сразу растаяли, превратившись в маленькие капельки воды. Мне вспомнился урок физики, когда наш забавный учитель объяснял нам, балбесам, метаморфозы, которые могут происходить с водой. Из жидкого состояния в газообразное или твердое, и наоборот…
Я аккуратно нагнулся или, скорее, присел, ибо спина никак не хотела прогибаться; набрал в ладони снега, осторожно протёр лицо. Это было первое приятное ощущение, испытанное мною за последние сутки. Холодный снег, таявший прямо на лице, взбодрил и освежил меня.
— Хорошо, — прошептал я, и тут же почувствовал, что мои ноги от долгого стояния на одном месте стали мерзнуть, — но нужно идти…
Видимо, снег шёл всю ночь, и теперь его стало еще больше по сравнению со вчерашним днём. Я решил отойти в сторонку, и мои ноги почти по колено погрузились в пушистую, но весьма и весьма холодную массу. Идти было тяжело. Снег забивался под джинсы, болела спина, да и просто передвигать ноги было очень больно. Казалось, что из поясницы кто-то мерзкий и нехороший медленно вытягивал одну мышцу за другой. Сделав несколько шагов, я остановился передохнуть. С лица и по спине обильно стекал пот.
Место для «туалета» я выбрал рядом с большой елью, которая стояла в метрах десяти от хвоста самолёта. Её длинные и плотные ветки, лапы, образовывали под деревом симпатичное укрытие. Я огляделся по сторонам, словно опасаясь быть застигнутым врасплох за столь интимным занятием.
«Да кто здесь может быть, кроме меня?» — мысленно одернул я себя, бережно расстегивая ширинку.
— Ой, блядь! — огласился лес моими криками. Мне вдруг почудилось, что мочусь я совершенно не тем, чем положено, а битым стеклом, наполнившим под завязку мой мочевой пузырь. Неприятное было ощущение. Лицезрение окровавленного снега заставило меня крепко призадуматься о скорейшем составлении завещания.