— Я ничего не могу вам сказать. Простите. — Я чувствовала себя загнанной в угол, беззащитной. Поднялась. — Простите, мне нужно… мне пора…
Она врубилась, тоже встала, подняла сумку и платок. Принялась снова накручивать его на голову.
— Мне очень жаль, что я не могу вам помочь, — сказала я совершенно честно. Она крепко сжала губы и кивнула, видимо, ничего не могла выдавить из себя от избытка чувств.
Я оставила ее возиться с платком, а сама побрела в главную залу. Саймон стоял в центральном проходе, ко мне спиной, и разговаривал с каким-то старичком. Увидев меня, старичок умолк на полуслове и ринулся мимо Саймона прямо ко мне.
Был он таким исхудавшим, что все кости проступали сквозь кожу, глаза казались стеклянными. Я попыталась на него не смотреть, и все же прочла его номер, пока он, пошатываясь, брел в мою сторону. Жить ему осталось месяц.
По выражению лица я сразу поняла, чего ему от меня нужно. Дату, всю правду. При этом я знала, что не могу ему этого сказать, и, не дав ему раскрыть рта, резко развернулась и зашагала обратно в ризницу. Уже у самой двери я услышала голос:
— Позвольте вам помочь, сэр. Пойдемте сюда, присядьте. Принести вам воды?
Саймон и один из служителей нагнулись над старичком, ласково уговаривая его сесть на скамью.
Я с облегчением захлопнула за собой дверь.
Служители, а может, и полиция, больше в тот день никого ко мне не подпускали. Хотя мне приносили еду, пытались со мной заговорить. Я позволила снять с меня кроссовки, укрыть меня одеялом, а так весь день пролежала, свернувшись клубком, уйдя в молчание; в конце концов — уже успело стемнеть — они оставили меня в покое и ушли. Все, кроме Энн, которая вызвалась со мной переночевать.
Часы на башне прозвонили восемь, и я услышала ее торопливые шаги. Повернулась на жестком матрасе.
— Я принесла супа в термосе. Хочешь?
Голова кружилась, перед глазами все плыло.
Я медленно села.
— Не знаю.
— Давай налью, может, и съешь немножко.
Она присела к столу, поставив перед собой тарелку. Я медленно встала, присела рядом. Есть вообще-то не хотелось, но я проглотила ложку супа. Невероятно вкусный, домашний. Мало-помалу я выхлебала его до конца.
— Приятно смотреть, как ты ешь, — заметила Энн, когда тарелка опустела. — Твоя ноша очень тяжела. Это, наверное, тяжкое испытание.
Я кивнула:
— Не знаю, за что мне это. Лучше бы мне не видеть этих чисел.
— Тяжело, да? Хотя, возможно, это особый дар.
Я фыркнула:
— Вы хотите сказать, кто-то сделал мне вот такой подарок? Сильно же я, блин, провинилась, если меня решили так наградить.
— Возможно, это у тебя от Бога. И возможно, это дар не тебе одной, а всем нам.