Но его не занимала больше парикмахерша и все, что с ней связано. Только лишь слабый отголосок раздражения где-то далеко-далеко в памяти умещался, затихая. Богатиков вышел из парикмахерской, думая теперь только о работе, о новом «деле», которое ждет его. Пройдя немного по улице, он увидел чугунную решетку и угол многоэтажного дома, покрашенного в палево-желтые тона: родное учреждение располагалось невдалеке от парикмахерской.
Он предъявил охране пропуск, перешел двор и поднялся на свой этаж.
— Василий Петрович, здравствуй. Читал газету? — Майор Загладин, уважительно тряся ему руку, назвал фамилию известного журналиста. — Опять расписывает, какие мы изверги. Исчадья ада!.. Хорошего человека отправили за решетку. Да еще других людей ни за что взяли, чуть ли не пытали их... Да прямо-таки пытали!.. Представляешь? Чтобы вынудить у них лживые, якобы, свидетельские показания против того ангела.
— Били?
— Били, калечили голодом и холодом... Ну, что это такое? Я бы таких журналистов к стенке ставил. Позор!..
— Где? У нас?
— В Краснодаре. И с Одессой, якобы, завязано.
— А если все так оно? Доля правды какая-то?.. — спросил Богатиков. — Ведь это же... нельзя незаконными методами вести расследование.
— Да кто спорит! Но писать зачем об этом?.. Скоро я в моих погонах по улице не смогу пройти.
— А все-таки... Скажи, Загладин, по совести...
— Вот именно, по совести...
— Подожди. — Солидность, чувство самоуважения мощно заявляли о себе в его жестах, в интонациях голоса, Богатиков знал о своем влиянии на окружающих, не исключая начальство, еще сильнее возрастало в нем чувство самоуважения; за восемь лет до происшествия в автобусе, естественно, он был моложе, еще представительней; лицо его, круглое, гладкое, было лицом человека, в высшей степени довольного собой, своей жизнью и всем на свете. Проблемы жизни—вечности его не занимали совершенно, верней сказать, для него здесь вовсе не было проблемы — не в пример Колоскову, о существовании которого он даже еще не подозревал, так же как Колосков не подозревал о существовании Богатикова. — Все-таки, незаконно-то незаконно... но как сделать, чтобы напрочь из практики исключить?
— Очень просто. Не нарушать — и все!..
— Но мы-то с тобой знаем, Загладин, — не маленькие — нарушают. Очень нарушают.
— Партийная совесть должна быть у людей... Но не звонить на всю страну!.. Неправильно это. Преступно!.. Куда мы можем скатиться?.. — Он посмотрел на Богатикова. Тот здоровался с людьми в штатской и форменной одежде, идущими по коридору мимо них. — Или вот еще расслюнявили про эту тетку, квартиры ее лишили, выселили и осудили в лагерь за нарушение паспортного режима. Зачем это? Ведь суд решил — все! Только за душу дергают, нервируют население. Не-ет, вот там, в газетах, надо порядок начать наводить.