Я спешил уйти из центра — стремился затеряться на окраине. И спустя некоторое время оказался в периферийных кварталах. За городом раскинулись длинные, теряющиеся вдали ряды теплиц, в которых выращивалось всё, что угодно. Картофель, огурцы, томаты, травы и даже цветы!
Прежде видевший после бессистемных и иногда затяжных дождей, только заросли крапивы, одуванчика и ещё чего-то, не имевшего для меня названия, растерялся от такого изобилия зелени.
Внезапно меня насторожил, а после и напугал сначала тихий, но всё нарастающий скрежет, идущий откуда-то сверху. Я загнанно поднял голову, ожидая, что сейчас на меня опустится прижимная плита огромного гидравлического пресса. И всё что я увидел, в очередной раз окажется обрывком чужого сна, подсмотренного мною по недоразумению. Или того хуже — это окажется реальностью: и меня, и теплицы, и всех тех людей, что смотрели с нескрываемым любопытством, и сам сказочный город раздавит в прах, и не останется ничего: ни пепла, ни запаха, ни послевкусия, ничего, даже памяти.
Скрежет перешел в металлический вой. Я присел на корточки и прижал голову руками, не забывая затравленно глядеть вверх, но кроме темноты ничего не видел. И тут меня овеяли знакомые с рождения запахи ночной пыльной прохлады. Проступили отчетливые, более светлые на фоне непроглядной черноты, круги ночного, подсвеченного звездами неба. Это открылись гигантские люки на бетонном куполе. Заработали ионизирующие фильтры. Высоко вверху, у самых люков закрутились радужные завихрения. Меня обдало ни с чем несравнимым потоком свежести.
Я понял, что солнце садится. Очередной полдень далеко позади. Начинается вечер.
Одежда пропиталась потом, противно прилипая к телу, рот обложило сухой коркой, губы спеклись. Выходя из забытья тяжело, словно с похмелья, соображал, как быть дальше. Кроме того, что второго полдня я не переживу, ничего в голову не шло. Посмотрел на часы: по-прежнему начало десятого, вечер в разгаре. Или время остановилось, или я сошел с ума, или то и другое вместе.
Тяжело поднявшись, борясь с приступами головокружения, я осторожно пошел к выходу из своего убежища. При этом сильно напрягая зрение в полумраке, чтобы не оступиться и не получить травму: не хотелось завершить свои дни, истекая кровью на грязном, бетонном полу. У двери остановился, коснулся её пальцами — железо ещё горячее, но не обжигающее; притих и прислушался.
Обычные звуки, ничего опасного. После, я ещё долго рассматривал окрестности через щель толщиною с мизинец между створками. Если кто и поджидал меня, то вволю навеселился, лицезря мой любопытный настороженный глаз в щели. Я ничего не заметил и решился на немедленную вылазку. Тем более, что ничего другого мне не оставалось. Чем быстрее начну действовать, тем больше у меня шансов на спасение, если они вообще есть. И уже тогда, если смогу выбраться, я вплотную займусь маленьким паршивцем Сеней и его мифической мамашей.