Это хорошо, что у нее есть такая сестра, которая схватывает все на лету.
Вилла уложила ее волосы волнами и завитками и украсила фиолетовыми блестками, превосходно оттенившими ее глаза. Долой смерть, долой барсука — она отлично выглядит! Она даже послала воздушный поцелуй себе самой в зеркале, от чего Вилла прыснула, не удержавшись.
— Я не слишком экстравагантна? — спросила она у нее, собираясь подняться.
— Нет, у вас все прекрасно, более чем прекрасно.
«Более чем, — отметила про себя Элинор. — Она намекает, что я похожу на шлюшку». Эта мысль ее взволновала.
— Меня огорчает лишь то, что мы теперь не в Лондоне и здесь недостаточно джентльменов, готовых пасть к вашим ногам, — заметила Вилла.
— Не уверена, что мне это нужно, — сказала Элинор. — Ты сама хотела бы этого?
— О, это совсем не для меня, — покачала головой Вилла.
— Почему?
— Потому что я не леди. Вы можете иметь у своих ног четырех или пятерых, а мне довольно и одного у скромного очага.
— Мне тоже нужен только один, — сказала Элинор.
— О, это будет большое упущение с вашей стороны, — сказала Вилла, покачав головой. — Вы так красивы и богаты, у вас столько платьев! Для каждого джентльмена найдется свое, и не одно. Нужно веселиться. Джентльмены должны оспаривать друг у друга право на ваше внимание, они должны сражаться из-за вас.
— Но они будут сражаться ради своих чувств или ради моих? — поспешила уточнить Элинор.
— И ради своих, и ради ваших, — ответила Вилла. — Они ценят дороже то, что нелегко досталось. Чем больше соперников, тем желаннее леди. Она же в итоге может гордиться собой и своей славой.
— Не думаю, что это можно отнести к Вильерсу, — возразила Элинор. — Он ищет мать для своих детей.
— Но от вас он ждет отнюдь не материнских чувств, — улыбнулась Вилла.
Вильерс бросал последние взгляды на свой образ в зеркале, пока Финчли терпеливо стоял рядом, держа запасной шейный платок на вытянутой руке. На тот случай, если господин пожелает заменить тот, что уже на нем. Господин был в своем любимом камзоле цвета свежей весенней зелени с пурпурным виноградным орнаментом. Волосы его были зачесаны назад и перевязаны бледно-зеленой лентой.
Он выглядел, как и положено его титулованной особе, ненавистным и всевластным герцогом, владельцем многих земель, держащим вооруженную орду для их защиты. Выглядел человеком, не подверженным случайным и неподобающим эмоциям. Одна из них называлась стыд, а другая — страх. Он не знал ни того, ни другого, пока не узнал, что с его незаконнорожденными отпрысками все не так хорошо, как он думал.