Та гордо выгнула бровь, следя за направлением его глаз. Он смотрел на ее руки, обнимавшие Тобиаса. Да, он понял, что это за штучка — Лизетт.
Но ей надо большего. Ей надо того, кто будет любить ее ради нее самой, без всяких оговорок. Кто не будет цеплять к этому материнский инстинкт и прочие добродетели.
— Ты ведь выйдешь за него? — попытался заглянуть ей в глаза Тобиас. — Он не такой уж плохой, хотя и подкачал малость.
Она покачала головой:
— Я пока не могу, Тобиас.
— Но я уже полюбил тебя, и девочки — тоже. Увидишь, мы будем очень послушными. Ты похожа на нашу сестру Вайолет, она не такая хорошенькая, как Люсинда и Филлинда, но она очень добрая.
— Я пока не могу, Тобиас, — повторила она, вставая. — Я прошу извинить меня.
Вильерс дернулся, но промолчал.
Ойстер привычно забегал вокруг ее лодыжек. Было ясно, что он совершенно не помнил того, что с ним случилось.
— Да подожди же, Ойстер, — сказала ему Элинор.
Тот послушно замер, повиливая хвостиком.
— Ты остаешься здесь, хорошая собака! — сказала она.
Путь до двери показался ей чрезмерно длинным, но, возможно, это было из-за тишины, стоявшей у нее за спиной.
Ноул-Хаус, загородная резиденция герцога Гилнера
23 июня 1784 года
— Я не могу биться с вами, — спокойно сказал Леопольд.
Солнце только появилось на линии горизонта, и было еще прохладно.
— У вас нет выбора, — ответил ему Эстли, шагая по мокрой траве с обнаженной шпагой.
— Вспомните хотя бы, что я отец шестерых детей, — усмехнулся Вильерс, не сомневавшийся в своей победе.
— Вам нужно было вспомнить об этом перед тем, как обесчестить Элинор! — напомнил ему противник.
— Поймите, я могу убить вас, я почти всегда побеждаю.
Эстли прошелся по траве в обратном направлении.
— Ада мертва, смерть не страшит меня.
— Но мне как-то казалось, что влюблены вы в Элинор, — заметил Вильерс.
— Да, но Аду я тоже любил. Элинор была права, когда говорила об этом. Все это очень сложно объяснить...
— Если я вас убью, мне придется покинуть страну, а мои дети...
— Заберете их с собой, и дело с концом, — отрезал Эстли. — Кому еще вы здесь нужны, кроме этих бастардов? Общество только вздохнет спокойно, освободившись от притязаний ваших преступных отпрысков.
Этими словами он подлил вина в вены Вильерса.
— Так вы готовы начать? — спросил тот.
Эстли был прав. Хотя Элайджа и Джемма могли бы погрустить о нем, если он отправится в изгнание. Но для Элинор будет благом забыть о нем. Она даже не хочет видеть его. А сам он не спит ночами, размышляя о том, как мог вляпаться в историю с Лизетт.
Только Элинор могла бы стать той матерью его детям, о которой он всегда мечтал. Она всегда вела себя правильно и с достоинством, как и положено умной и рассудительной леди. Она предпочитала, чтобы он сам во всем разобрался. Он должен был встать перед ней на одно колено и предложить ей руку и сердце, но не сделал этого. И проиграл. А маленький мальчишка, его сын, разобрался во всем.