В самом деле, сцена несколько обновилась с появлением камеристки Лизетт, держащей нитку крупного белоснежного жемчуга на алой бархатной подушке. На лице девушки было написано неодобрение, которое она явно стремилась донести до своей госпожи, но тщетно.
Дыхание Роланда щекотало ухо Элинор.
— Если кто-то сейчас попробует спасти этот великолепный жемчуг, она закрутится, как неистовый дервиш, — сказал он.
— Что такое дервиш?
— Священный монстр, который терроризирует бедное население Индии или Ирана.
— Мы должны помешать ей, — сказала Элинор.
— Это невозможно. Она явно хочет поразить воображение бедняжки Вильерса, который, похоже, у нее на крючке. Лишь бы он с него не сорвался — мой брат в этом случае получает свободу. Так что я заинтересованное лицо.
— Вильерс не женится на ней, — заявила Элинор.
— О нет, я очень на это надеюсь! Она ведь красавица, вы не станете этого отрицать. И весьма приятна в общении, особенно с тем, кого желает завлечь.
Герцогиня быстро сообразила, что сейчас последует. Покраснев до корней волос, она отодвинула чашку с чаем.
— Насколько я понимаю, вы решили истолочь этот редкий по красоте жемчуг в порошок? — спросила она заунывным голосом.
— Именно так, — ответила Лизетт. — Мы хотим проверить, насколько он тверд. Вильерс считает, что он раскрошится под башмаком. Роланду это, впрочем, не важно.
Блаженно улыбаясь, она протянула руку за жемчугом.
— Я не допущу этого, — заявила герцогиня. — Этот жемчуг носила твоя мать, это память о ней.
Лизетт растерянно моргнула.
— Мама умерла, ей теперь все равно, что я сделаю с ее украшением.
— Память о ней еще жива, — сказала герцогиня.
— Но это мой жемчуг, — возразила Лизетт, чуть не плача. Элинор подскочила к ней:
— Ты не должна обижаться на мою мать, я тоже хочу, чтобы твой жемчуг остался цел.
— Не становись мне поперек дороги! — вскричала она. — Вы обе, ты и твоя мать, не мешайте мне!
Выступив вперед, Вильерс положил руку на плечо Лизетт, которая мгновенно затихла.
— Ее светлость не понимает, — спокойно произнес он, — я вас понимаю. Когда моя мать умерла, мне безумно хотелось избавиться от всех ее вещей — платьев, шарфов, даже драгоценностей.
Лизетт молча слушала. Бешенство в ее глазах сменилось печалью.
— Я потеряла мою мать, — прошептала она.
Элинор вернулась на свое место рядом с Роландом.
— Кажется, наступает музыкальный час, — прошептал он.
— Что? — переспросила Элинор, с ненавистью глядя на то, как золотые кудри Лизетт оплетают плечи Вильерса. «Сколько раз мне еще придется наблюдать этот повторяющийся кошмар, эти их объятия?» — спросила она себя. Неужели не довольно той, утренней сцены?