Типологически однородной была и социальная структура, устойчиво сохранявшая архаические черты с резким разделением на знать, как правило, родовитую, обладавшую властью и богатством, и простолюдинов. Несмотря на наличие городов, на Древнем Востоке основой жизнедеятельности выступало сельское хозяйство и сельская община, во многом предопределившая медленный эволюционный процесс развития и сохранение традиционных форм жизни.
Общим фоном древневосточной истории стало возникновение деспотии в рамках речных долин. Для древневосточных деспотий характерна абсолютная власть монарха и сакрализация его личности, доходящая порой (как в Египте и Китае) до обожествления. Влияние этой формы политического устройства на соседние государства было столь значительным, что черты деспотии в той или иной мере проявились во многих древневосточных царствах. Это привело к особой (только на Древнем Востоке встречающейся) форме взаимоотношений между правителем и обществом. Ее главная особенность заключается в том, что при наличии правовых систем подданные не имели нормальных правовых гарантий защиты от монарха.
Специфически древневосточной чертой является и слабое развитие (вплоть до заключительного этапа древней истории) частной собственности и, как отражение этого, порождение широкого спектра различных форм зависимости и подневольного труда. На Древнем Востоке сложились самые примитивные и порой грубые формы эксплуатации подневольных работников, ими были как соплеменники, так и захваченные в плен иноземцы. Внеэкономическое принуждение, выступавшее в различных формах контроля (физического и идеологического), было господствующим во всех цивилизациях Древнего Востока, что, впрочем, не мешало существованию многообразных хозяйственных укладов, среди которых рабовладельческий не был ведущим и структурообразующим. Этот факт не позволяет нам характеризовать древневосточное общество как рабовладельческое[39].
Соотношение государственной и частной эксплуатации вообще было самым болезненным социально-экономическим вопросом для любого древнего общества. Дело в том, что всякая эксплуатация может быть социально полезна только в той мере, в какой изъятый с ее помощью продукт вкладывается затем в торговлю, производство, политическое и культурное обеспечение общества, т. е. в сферы жизни, полезные в конечном счете для всей страны.
В обществах древности, с неразвитым обменом и доминированием натурального хозяйства, богатство частного лица либо «проедалось», либо омертвлялось в виде сокровища, либо умножало само себя ростовщическим путем, но почти никогда не вкладывалось в общественно-полезные процессы (единственным серьезным исключением могла быть внешняя торговля). Добывалось же частное богатство, как правило, путем успешного использования имущественного неравенства, втягиванием в долговую кабалу и концентрацией земли.