Однако соратники Эгберта были охвачены волной эйфории и не сомневались, что победа Альфреда предрекает окончательное поражение северян. А мое появление они восприняли как еще один знак свыше.
Меня подтолкнули вперед и буквально прокричали весть о моем появлении королю, который выглядел сбитым с толку. Он еще больше смутился, когда знакомый мне голос воскликнул:
— Утред! Неужели это ты?
Я огляделся и увидел отца Виллибальда.
— Утред! — воскликнул он снова, с восторгом глядя на меня.
Эгберт нахмурился, тоже посмотрел на меня, а затем уставился на Виллибальда.
— Утред! — повторил священник, не обращая внимания на короля, и выступил вперед, чтобы меня обнять.
Отец Виллибальд был моим добрым другом и вообще хорошим человеком. Его, восточного сакса по происхождению, некогда назначили капелланом на флоте Альфреда, и теперь судьба распорядилась так, что именно отца Виллибальда послали на север, к саксам Нортумбрии, с добрыми вестями о победе при Этандуне.
Шум в зале утих. Эгберт решил властно заговорить со мной.
— Твое имя… — начал он. И замолчал, не зная, как меня зовут.
— Стеапа! — выкрикнул один из сопровождавших меня людей.
— Утред! — объявил Виллибальд, глаза которого горели от радостного возбуждения.
— Я Утред Беббанбургский, — сознался я, не в силах больше играть чужую роль.
— Тот самый, что убил Уббу Лотброксона! — заявил Виллибальд и попытался поднять мою правую руку, чтобы показать, какой я герой. — И тот самый, что свалил Свейна Белую Лошадь при Этандуне! — продолжил священник.
«Через два дня, — подумалось мне, — Кьяртан Жестокий будет знать, что я в Нортумбрии, а через три это известие дойдет и до моего дяди Эльфрика».
Имейся у меня хоть унция здравого смысла, я бы, проложив себе путь, мигом выбрался бы из этого зала, забрал Хильду и двинулся на юг так же быстро, как архиепископ Вульфер исчез из Эофервика.
— Ты сражался при Этандуне? — спросил меня Эгберт.
— Да, мой господин.
— Что там произошло?
Они уже слышали историю о битве от Виллибальда, но то была версия священника, разбухшая от молитв и чудес. Я же рассказал им то, что они хотели услышать: историю воина об убитых датчанах и о разящих мечах. И все время, пока я говорил, какой-то взъерошенный священник со свирепыми глазами и буйной бородой перебивал меня, выкрикивая: «Аллилуйя!»
Я понял, что это отец Хротверд, тот самый, что вдохновил Эофервик на кровавую резню. Он был молод, едва ли старше меня, но обладал могучим голосом и врожденной властностью, которая придавала его пылу еще больше убежденности. Каждое его «аллилуйя» сопровождалось брызгами слюны, а стоило мне рассказать, как побежденные датчане бежали вниз по огромному склону Этандуна, как Хротверд прыгнул вперед и обратился к толпе.