Мальчики жаждали дальнейшего общения с наставником: кроме Федора, как оказалось, в этой жизни они никого не интересовали. Однако наряду с общением они постоянно хотели есть. А Федя, хотя и был человеком, как говорится, не от мира сего, но все ж таки понимал, что ребятам нужны нормальные бытовые условия: цинга в двенадцатилетнем возрасте — слишком высокая плата за духовное совершенство. К тому же неплохо было бы ребятам поучиться в школе…
Пришлось сообща покинуть скит и осесть в Красносибирске. Тяжкие испытания мирской суетой вроде регистрации по месту жительства, оформления опекунства, устройства в школу и так далее, Федор выдержал с честью. Но потом вновь затосковал…
Попытка найти успокоение в лоне официальной церкви не увенчалась успехом. В течение месяца Федор пытался познакомиться с местным батюшкой — настоятелем собора Петра и Павла. Однако же досточтимый отец Игорь все время был занят неотложными делами. Сначала дневал и ночевал в редакции газеты «Колокол», где он вел рубрику по борьбе с враждебными концессиями и тоталитарными сектами. Затем облетал край с группой поддержки кандидата в губернаторы. Потом отбыл в Москву на прием к президенту с просьбой освободить Церковь от налогов… Подобная деятельность не только не вписывалась, но и прямо противоречила представлениям Федора об истинном призвании служителя культа. Поэтому, когда в очередной раз ожидавшему в приемной бородатому чудаку сообщили, что батюшка отбыл на освящение атомного крейсера «Пацифист», он махнул рукой и понял: с этой церковью у него мало чего общего…
Чтобы прокормить себя и двух подростков, Федя все время где-нибудь подрабатывал, но всякий раз попадал под сокращение кадров. Старые друзья по свалке, сумевшие, в отличие от Федора, приспособиться к новой жизни, старались ненавязчиво помочь ему, и помогали. Все они крепко встали на ноги. Белов руководил комбинатом. Витек работал при нем начальником службы безопасности. Доктор Ватсон со Степанычем, каждый в своей области, стали более чем успешны-ми предпринимателями. Но никто не мог дать Федору главного, а именно: помочь утолить духовный голод. Он впал в уныние.
Как-то раз, во время одной из ставших довольно редкими встреч, Федор особенно достал друзей своим нытьем.
— Хорош ныть, гуру хренов! — прикрикнул на него Белов и перешел, для большей убедительности, на более понятный Федору язык. — Я, конечно, не такой духовидец, как ты, но уверен: нытье есть великий грех. Займись делом. Начни сам творить добро, хоть немного, а меньше зла останется тогда в нашей жизни. Ночлежку бы организовал, что ли. В память о бомжовском прошлом.