Мы с Нкирукой смотрели в окно, пока луна не стала такой огромной, что заполнила собой всю оконную раму. Мы разглядели лицо лунного человека. Оно было так близко, что мы могли видеть, какой у него безумный взгляд. Луна светила так ярко, что было светло как днем, и не просто как днем, а как в ослепительный день, в особенный день — совсем особенный, как шестой палец у кошки, как секретная записка, спрятанная между страницами книги, которую ты много раз читал и перечитывал, но этой записки не находил. Луна озаряла старую лимбу и разбитую машину «пежо» и призрак «мерседеса». Все вокруг было озарено бледным и мрачным сиянием. Вот когда мы с Нкирукой вышли из дому.
Животные и птицы вели себя странно. Обезьяны не кричали, молчали ночные птицы. Мы шли в этом странном безмолвии, и мне казалось, будто маленькие серебристые облачка, пересекавшие лик луны, склонялись к земле и тихо произносили: «Тс-с-с!» Когда Нкирука поглядывала на меня, ее глаза были испуганными и восторженными. Держась за руки, мы с ней прошли милю по полям маниока к краю джунглей. Тропинки между рядами маниока при свете луны были похожи на кости великанов. Мы подошли к джунглям — тихим и темным.
Мы не разговаривали. Мы просто вошли в джунгли — торопливо, не дав себе слишком сильно испугаться. Мы шли долго, и тропка становилась все уже, и листва и ветки смыкались все плотнее, и через какое-то время нам пришлось идти не рядом, а друг за другом. Ветки склонялись так низко, что нам приходилось пригибаться. Вскоре идти стало невозможно, и тогда Нкирука сказала: «Это неправильная тропинка, нам нужно повернуть», — и мы повернули назад. И тут мы поняли, что мы вовсе не на тропинке, потому что деревья и кусты обступили нас со всех сторон. Мы походили по кругу, но очень скоро поняли, что потеряли тропинку и заблудились.
В джунглях было так темно, что мы не видели собственных рук и держались как можно ближе друг к дружке, чтобы не потеряться. Теперь мы слышали доносящиеся со всех сторон шорохи и шуршание, производимые зверями, снующими по подлеску. Конечно, это были небольшие животные — всего лишь крысы, землеройки и лесные свиньи, но в темноте они казались нам огромными — такими же огромными, как наш страх. И чем сильнее становился наш страх, тем крупнее нам казались звери. Нам уже не хотелось воображать, что у нас есть холодильник и стиральная машина. Ночь была не такая, когда от бытовой техники была бы какая-то польза.
Я начала плакать, потому что темнота была кромешная, и я думала, что она никогда не кончится. А Нкирука обняла меня и стала шептать: «Не грусти, сестренка. Как меня зовут?» А я, всхлипывая, ответила ей: «Тебя зовут Нкирука». Сестра погладила меня по голове и сказала: «Да, правильно. Мое имя означает „будущее ярко“. Понимаешь? Разве наш папа и наша мама дали бы мне такое имя, если бы это не было так? Пока ты со мной рядом, сестренка, темнота не будет длиться вечно». И тогда я перестала плакать и уснула, склонив голову на плечо сестры.