Радим зачёрпывает полведра кипятку и бежит, стараясь, чтобы воздух сносил горячий пар, не жёг пальцы. Быстро бежишь, оно и ничего, а остановишься — не обессудь.
В зале, кажется, назревает драка. Во всяком случае, степенный разговор, сдобренный лёгкой пикировкой, перешёл в ссору с криком и размахиванием кулаками.
— Я мошенничаю?.. — хрипит длинноносый аптекарь, хватаясь за пояс, где нет ничего, кроме заткнутого за ремень платка. — Да я тебя за такие слова…
Ноги игрока в мягких без единого гвоздя чувяках нервно приплясывают; сразу видно, что мошенник готов к любому повороту дела: бежать, отпрыгнуть, ударить, а обойдись дело миром — с усмешкой усесться за прерванную партию. Наёмник за меч не хватается, у него на поясе видавшее виды оружие, которое или спит в ножнах, или, если уж доведётся быть извлечённым на свет, не сверкает впустую, а бьёт сразу и наверняка. Даже удивительно, что его владелец оказался без места и вынужден куда-то идти. Лишь одно в его экипировке показалось Радиму странным — ноги в мягких, не для каменистых дорог чувяках.
Крестьянин сидит, нависнув над столом, широченные руки прижимают к столу доминошную позицию, чтобы никто не мог смахнуть костяшки, так что потом уже не найдёшь виновного. Лицо крестьянина страшно, мужики не прощают тех, кто мошенничает при игре на деньги, и бьют уличённых шулеров хуже, чем конокрадов. Ног крестьянина не видать из-за стола.
Один лишь торговец сохраняет хладнокровие и явно наслаждается ситуацией. Конечно, ежели обнаружится мошенничество, выигрыша ему не видать, зато можно будет полюбоваться, как станут бить жулика. Купеческие ноги на самом виду, выставлены в проход; стоптанные подковки дорожных сапог сияют стальными полумесяцами.
— Давай разбираться… — по нехорошему мягко предлагает солдат. — Только сразу предупреждаю: кто кости смешает, тот и соврал.
Мужик кивает и медленно поднимает лапы над столом. Все четверо склоняются над позицией. В таверне звенит тишина, Радим, забыв про стынущий кипяток, следит за разбирательством.
— Ты сейчас положил кость три-два, — диктует наёмник, — а она уже проходила в начале игры. Вот она лежит. Ты что, думал, я не замечу?
Хуторянин наливается чернющей синевой. Сразу видно, что бить он будет хоть и неумело, но без жалости, со всей мочи.
— Моя кость правильная, — длинноносый тычет пальцем, — а ты проверь, что там за костяшка…
Негоциант двумя пальцами поднимает доминошный камень, скребёт ногтем и громко сообщает:
— Фальшивка! У неё два очка втёрто! Должно быть пять-два, а выходит — три!
— Кто ставил? — требовательно вопрошает солдат. Волосатые кулаки сжимаются и разжимаются, но к поясу не лезут, игорная свара — безоружная.