— Нет надобности извиняться.
Он выложил на прилавок неровную серебряную монету, толстую с одного конца и потоньше — с другого, и она сказала, как скажет потом:
— У меня нету сдачи.
Он лишь мотнул головой и с рассеянным видом глядел на стакан, пока она наливала ему еще виски.
— Вы у нас как, проездом? — спросила она.
Он долго молчал, и она уже собралась повторить свой вопрос, как вдруг он раздраженно тряхнул головой.
— Не надо сейчас говорить о таких пустяках. В присутствии смерти.
Она приумолкла, обиженная и пораженная. Он, должно быть, солгал, когда сказал ей, что он — не священник. Солгал, чтобы ее испытать.
— Он тебе нравился, — произнес незнакомец будничным тоном. — Да?
— Кто? Норт? — Она рассмеялась, прикинувшись раздраженной, чтобы скрыть смущение. — По-моему, вам лучше…
— Ты — добрая. И тебе страшно, — продолжал он. — А он жевал травку. Заглядывал с черного хода в ад. И вот он — смотри. Он ушел, и дверь за ним захлопнулась, а ты думаешь, будто ее не откроют, пока не придет твое время переступить этот порог, я не прав?
— Вы что, пьяны?
— Миштер Нортон откинул копыта, — проговорил нараспев человек в черном, так что все это прозвучало язвительно и издевательски. — Он мертв. Как и все здесь. Как ты. Как все вы.
— Убирайтесь отсюда.
Ее охватила холодная дрожь отвращения, но внизу живота по-прежнему разливалось тепло.
— Все в порядке, — сказал он мягко. — Все в полном порядке. Подожди. Подожди и увидишь.
Теперь она разглядела его глаза: голубые. В голове у нее появилась какая-то странная легкость, словно она приняла дурманящего снадобья.
— Мертв, как и все вы, — повторил он. — Ты видишь?
Она тупо кивнула, и он рассмеялся — звонким, сильным и чистым смехом. Все как один обернулись к нему. Он обвел взглядом зал, внезапно сделавшись центром внимания. Тетушка Милли запнулась и замолчала, только отзвук высокой скрипучей ноты еще дрожал, растекаясь в воздухе. Шеб сбился с ритма и остановился. Все с беспокойством уставились на чужака. Снаружи по стенам шуршал песок.
Тишина затянулась. У Элис перехватило дыхание. Она опустила глаза и увидела, что ее руки сжимают живот под стойкой. Все смотрели на чужака. Он — на них. А потом он опять рассмеялся своим сильным свободным смехом — смехом, с которым нельзя не считаться. Но больше никто не рассмеялся. Никто.
— Я покажу вам чудо! — выкрикнул он. Но они лишь смотрели во все глаза, как смотрят на фокусника послушные дети, уже слишком большие и взрослые, чтобы верить в его чудеса.
Человек в черном резко подался вперед, и тетушка Милли в страхе отшатнулась. Он свирепо оскалился и шлепнул ее по огромному пузу. Она коротко хохотнула — помимо собственной воли и неожиданно для себя самой, — и человек в черном спросил: