Обрывки их разговора изредка доносились до певицы. Золотое сечение, Пифагор, Платон, Леонардо… А затем Хельзингер извлек записную книжку и карандаш и начал записывать, произнося что-то вроде: «Для среднего геометрического уравнение таково: М относится к G, как G относится к N…», «G равняется квадратному корню энной степени из произведения М и N», «Гармоническое…».
— Вы говорите о музыке, о математике или об архитектуре? — крикнула она им.
— Обо всех трех, — ответил Джордж. — В эпоху Ренессанса гармония Вселенной была сердцевиной философии.
— Всех трех, — повторила Делия, наигрывая трезвучие. — «Волшебная флейта» полна триад. Ми-бемоль-мажор имеет три бемоля при ключе, три феи, три испытания, которые надо пройти, три вестника, три храма… Кстати, имеется множество триад и вокруг «Виллы Данте». Начать хоть с этого трехликого фонтана… Мне действительно любопытно, изображена ли там Беатриче Маласпина. Если так, это немного настораживает. Двуличие — дело привычное, но трехличие — это уж слишком. Потом — девять водоемов и фонтанов, и не надо быть семи пядей во лбу, как Джордж или Джессика, чтобы сообразить, что это трижды три.
— Данте тоже наполнен символикой числа «три», — поддержала Марджори, выходя из задумчивости. — Ад, Чистилище и Рай, конечно, и рифма-трехстишие, о которой спрашивала Джессика. И еще — тридцать три песни в «Рае» и «Чистилище», хотя в «Аде» тридцать четыре, потому что ад не может иметь то же священное число, как два других.
Люциус вдруг встрепенулся:
— А знаете, это становится интересным. Тридцать три песни в «Божественной комедии», все эти триады в «Волшебной флейте», которую Беатриче Маласпина оставила поверх стопки нот, тридцать три дня, чтобы отыскать кодицилл.
Джордж и Джессика заговорили одновременно, тем временем как Делия негромко наигрывала арпеджио в тональности ми-бемоль-мажор.
— Что означают все эти тройки? — спросила она. — Я хочу сказать: здесь действительно видится что-то большее, чем совпадение. Но вот что она пытается нам этим сообщить? Понятно, что «Волшебная флейта» полна масонских символов, но, будучи женщиной, Беатриче Маласпина ведь не могла быть масоном?
— А не может кодицилл быть спрятан в трехликом фонтане? — высказала предположение Марджори.
— Нет, — ответила Воэн. — Мы его обнаружили бы. А даже если нет, он все равно насквозь промок бы к этому времени.
Она встала из-за фортепьяно и потянулась.
— Уже поздно, пойду спать. Быть может, вдохновленное триадами наитие снизойдет на нас ночью.
— Так много всяких троек, — задумчиво проговорил Люциус. — Три грации, три парки,