— Библия? — спросила Марджори.
— Тепло. Но не Библия. Это экземпляр «Духовных опытов» святого Игнатия Лойолы, основателя ордена иезуитов. — Физик помолчал. — Можно назвать это систематизированной схемой молитвы и познания души, дающей возможность приблизиться к Богу.
— Если у человека есть душа, — уточнила Воэн. — Вы, будучи человеком науки, можете отвергать это положение как полную чушь.
— Кто я такой, чтобы спорить со святым Игнатием?
— И в чем же состоит это послание к вам? — спросила Джессика. — Беатриче велит вам молиться или ходить в церковь?
— Нет, она хочет сказать, что всегда есть несколько способов взглянуть на один и тот же предмет. Только глаз и ум того, кто смотрит, определяют, что мы видим и во что верим, а не сам предмет созерцания.
— И я тоже ходил в башню, — признался Люциус, нарушая легкое смущение, наступившее после слов Джорджа. Он нырнул куда-то в угол комнаты и вытащил переносной проигрыватель для пластинок. — Он был спрятан под столом, вместе со стопкой пластинок, в том числе, рад сообщить, с некоторыми вещами Гилберта и Салливана. Это для вас, Делия. Дар, который Беатриче Маласпина оставила в башне для вас. Поразительный выбор, если вы спросите мое мнение.
— Откуда она могла узнать?
— Давайте, Джордж, поскорее включим его в сеть, — нетерпеливо предложила Джессика. — Вот и «Реддигор».
Уайлд рассматривал краски.
— Гуашь, — задумчиво промолвил он. — Думаю, подойдет. Придется что-то придумать для их закрепления, но в целом подойдет; вероятно, именно такими она сама пользовалась. И кажется, хорошие краски.
— Вам потребуется блокнот для зарисовок, — произнесла Марджори. — Можете воспользоваться моим.
— Вам он не нужен?
— Пока нет, — улыбнулась писательница, и улыбка полностью преобразила ее угловатое лицо. — Пока у меня есть дела поважнее.
В мае по утрам стало жарче, чем в те дни, когда они только приехали. Ранние стремительные зори желтых, бирюзовых и розовых тонов уступали место небесам из беспредельной синевы и теплу, которое проникало до самых костей, как сформулировала это Марджори.
Из окна второго этажа доносился ровный стук пишущей машинки.
— Не хотелось бы сглазить, — заметила Джессика, входя с террасы в гостиную, — но, по-моему, Марджори пишет.
— Ура! — откликнулась Делия. Она просматривала свою кипу пластинок. — Конечно, это могут быть просто письма.
Американец стоял на коленях, склонившись перед фреской. В блокноте для эскизов Уайлд набросал несколько фигур.
— Жаль, что света здесь маловато. Я пытался открыть ставни, но солнце отсвечивает от стены и видно ничуть не лучше.