Из членов команды брандера потопившего "Генриха" сумел спастись только один Мельников. Будучи хорошим пловцом, он все-таки сумел доплыть к спасительному берегу, где и был подобран казачьим патрулем, наблюдавшим за действиями брандеров.
Увы, совсем иная судьба была у старшего лейтенанта Ивлева. Вследствие контузии, он был захвачен в плен французскими моряками в бессознательном состоянии и доставлен на сушу, где обозленные союзники устроили над ним жестокий самосуд.
Едва только носители высокой культуры и идеалов демократии узрели мундир русского моряка, как страшная злоба и жгучая ненависть охватила их "благородные" сердца и в тот же момент, в едином порыве не дожидаясь появления старших офицеров, они с торжествующим криком подняли молодого человека на штыки. Когда же высокое начальство соизволило прибыть, им глазам предстала отвратительная картина. Тело лейтенанта Ивлева, в окровавленном мундире, было безжалостно распято на одном из деревьев. Раскинутые руки моряка были насквозь прибиты штыками к стволу дерева, а вместо головы было одно кровавое месиво сотворенное коваными ружейными прикладами и солдатскими сапогами.
В результате атаки русских брандеров французский экспедиционный корпус недосчитался свыше двух с половиной тысяч человек, больше тысячи семисот потеряли турки. По сравнению с пятнадцатью жизнями русских моряков, не вернувшихся обратно, это были огромные потери, но ещё большим были страх и неуверенность в себе, которые своим подвигом русские моряки загнали в сердца и души врагов. Кроме человеческих потерь, оккупанты понесли большой урон в провизии и боевых запасах, которые были уничтожены вместе с парусными транспортами. Сильно пострадала кавалерия, из трех тысяч лошадей всего около тысячи были пригодны к сражению, остальные либо погибли, либо имели ранения или болели. Меньше всего пострадал артиллерийский парк, на морское дно пошло семь полевых пушек, тогда как орудия главных калибров не пострадали.
В тот же день, между союзниками сразу возникла яростная склока. Французы обвиняли англичан в преступной халатности по отношению к своему парусному флоту, потерявшему из-за штиля способность к маневренности, для защиты которого было выделено слишком малое число кораблей прикрытия. Те в свою очередь утверждали, что прикрывали свои транспорты от возможного нападения русских кораблей, а у самих французов было довольно сил для отражения нападения небольшого отряда брандеров, которые своей нерасторопностью позволили русским уничтожить почти 7 процентов всего союзного флота, стоявшего у Евпатории. С каждой минутой страсти на борту британского "Альбиона", где проходило совещание, накалялись до предела, грозя перейти из перебранки, в открытое оскорбление противоположной стороны.