— О сокровищах знал, но не знал места. Джаныбек-казы приказал мне не подпускать его к тайнику. Поэтому я отправил его к почтовому камню, а сам за это время должен был взять из сокровищ деньги и под охраной Осман-Савая доставить в Кашгарию. Но я не пошел за сокровищами, ждал встречи с семьей. А увиделся и с племянником. Я слышал — советский закон не мстит. Начальник Исабаев подтвердил: таков советский закон. Если нет — расстреляйте меня. Только семью и племянника с сестрой не трогайте. Они ни в чем не виноваты.
Дердеш начинал нервничать. Я постарался его успокоить, заверив, что пограничный начальник не хотел обидеть его.
Думал Дердеш долго. Он сидел молча, уронив руки на колени, и старался сообразить: чего, собственно, от него хотят?
Тогда я постарался натолкнуть его на мысль:
— Вот если человек, которого мы, предположим, пошлем к Мамбету, скажет: «Я от Дердеша» или «Я от Джаныбека», — поверит ему Мамбет?
— Слову не поверит.
— А чему поверит?
Дердеш полез за пазуху халата и достал продолговатый, в два пальца, камень:
— Вот если человек, которого вы пошлете, передаст Мамбетбаю этот обломок, Мамбетбай поверит полностью.
Я взял камень и с пристальным вниманием осмотрел его при пляшущем свете костра. На камне не было ни знаков, ни царапин, просто сколок от большого камня, и все. Потом его разглядывал Галицкий, другие товарищи и тоже никаких особых примет не нашли.
— Чего вы ищете? — спросил Дердеш. — Камень — сколок. Но никакой другой не приляжет так плотно на то место, откуда его отбили.
— А откуда он отбит? — спросил я.
— Не знаю. И никто, кроме Мамбетбая, не знает. И только после проверки Мамбетбай примет человека, как своего. Пусть к нему пойдет Абдулла — мой племянник. Ведь никто, кроме Джаныбека и меня, не ведает, у кого в руках сколок превратится в ключ к сокровищам.
— Понятно... — протянул Галицкий. — Но...
— Даже если бы вы обнаружили сколок на моем трупе, вы не могли предположить, что он значит. Мамбетбай, если это нужно, успеет прибыть сюда к утру, А вы знаете, он не станет по пустякам трястись ночь на осле.
— Хоп! — сказал Галицкий.
И я повторил вслед за ним:
— Хоп!
— Можно ехать, товарищ командир? — спросил Абдулла.
— Поезжай. И пусть Мамбетбай будет здесь к рассвету. Скажешь: «Дердеш заболел и сам не сможет выполнить поручение Джаныбек-казы».
Когда Абдулла уехал, Галицкий приказал перекрыть вход в Булелинскую щель: всякого впускать и никого не выпускать.
Мы сели у костра и стали пить чай, совсем не ощущая его вкуса.
Мамбетбай явился на утренней заре. Мы задержали его и нашли при нем маузер и пять тысяч рублей в золотых монетах царской чеканки. Отвечать на вопросы Мамбетбай отказался. Но мы не нуждались в его показаниях: маузер и золото свидетельствовали красноречивее слов — Мамбетбай знает о тайнике, он его хранитель и служит он курбаши басмачей Джаныбек-казы.