Не поворачивая склоненной над картами головы, старуха ворчливо сказала:
— Наследили, ноги лень вытереть...
— Чего там, — вступился старик, — гости издалече...
Мартынов скинул шубу и шапку:
— Шурка не приходил?
— Запаздывает чтой-то... А вы от него?
— Нет, папаша, из уголовного розыска.:
— Вон оно что!
— Не тех гостей ждали?
— А нам все едино, — не поворачивая головы в нашу сторону, ответила старуха. — Мы люди маленькие.
— Маленькие-то маленькие, а бандитскую добычу храните.
— Это как же храним? — забеспокоился старик. — Слышишь, Надежда Федоровна, что товарищи сказывают? Мы, дорогие, граждане-товарищи, ничего не храним. Чего нам хранить? Привезет Шурка: «Пусть полежит у тебя, тестюшка!» Пусть полежит — не корова, корма не требует. А что и откуда — нам знать не дано; честно или не честно добыто — нам неведомо. И глядеть не будем, не любопытно нам.
— А нам любопытно, — прервал Мартынов старика.
Бандиты свезли на дачу многое: меховые ротонды, мерлушковые пальто, бобровые воротники. В наволочке хранились романовские золотые и серебряные деньги, серьги, кольца.
— Хоть магазин открывай! — ухмыльнулся Мартынов, небрежно толкая ногой развязанные тюки. — Нелюбопытный все-таки ты, папаша!
Ефимыча привели через час. Руки у него были связаны. С рассеченной губы лениво скатывалась на грудь алая струйка крови, в густых курчавых волосах — снег, франтоватый романовский полушубок разорван в нескольких местах.
Я с любопытством разглядывал шофера Кошелькова. Ему было лет тридцать пять — сорок. Тяжелая, отвисшая челюсть, угловатое лицо с нечистой кожей.
— У калитки взяли.
— Один был?
— Один. Мартынов встал:
— Когда Кошельков будет?
— Сперва руки прикажи развязать, — попросил Клинкин, — ремни режут.
— Только чтоб тихо, — предупредил Мартынов, — не буйствовать.
— Чего ж буйствовать, когда вся хибара окружена, — рассудительно ответил Клинкин, отирая о плечо кровь с подбородка. — Видать, отгулял...
— Отгулял, Ефимыч, — согласился Мартынов. — Ваше дело такое: сегодня — гуляешь, а завтра — в расход. Бандитское дело, одним словом. Так когда Яков будет?
— Не придет Яков Павлович.
— Почему?
— Потому как не дурак Яков Павлович, не мне чета. После того как Ольгу да Анну Кузьминичну замели, упреждал: «Не сегодня-завтра легавые засаду на даче поставят. Не суйся туда, Ефимыч, пропади пропадом барахло это!» Не послушался, думал, успею...
* * *
Все участники нападения на Ленина, за исключением Кошелькова и Сережки Барина, уже были арестованы. Эти двое по-прежнему оставались на свободе. Им везло. Тем не менее дни их были сочтены. Это понимали и работники уголовного розыска, и сами бандиты. Кошельков нервничал. В его налетах не было прежней дерзости, расчетливой уверенности.