Получалось смешно. Вместо слова «собака» вышло «содака», так как хвостик буквы «б» ушел в противоположную сторону. «Хвост собаки ушел на сторону», – мысленно пошутил Каленин, глядя на бумагу.
«Женщину» прыгающие буквы превратили в «трещину». «А что? Так и есть! Это трещина на судьбе! Разлом! – продолжал размышлять Каленин. – Разлом, разделяющий жизнь на „до нее“ и „с нею“. А потом еще непременно наступает „после“.
…Задание не давалось. Да и полная чушь это задание! Только в лысую и упрямую голову профессора Балтанова могла явиться эта дурацкая идея – заставлять аспирантов заниматься сочинительством. Он задавал тему и просил раскрыть ее на одной страничке. В этот раз тема была та еще: «Собаки и женщины»!
Увернуться от задания не удалось. Балтанов был неумолим. Он мрачно выслушал сбивчивое сообщение Каленина о том, что длительная баталия по поводу его выезда в капстрану для многомесячной научной стажировки увенчалась успехом, и назидательно произнес:
– Вот и славно. Изложите свои мысли, пока едете в поезде, и вышлите по почте. А я вам пришлю свое мнение. Надеюсь, оно вам будет небезразлично?
Каленин обреченно кивнул: мол, конечно! Как же, Денис Абрамович!
А тот злорадно ухмыльнулся и добавил:
– Не надо так откровенно выражать свое недовольство. Не надо! Вы, товарищ аспирант, работаете над диссертацией, посвященной теории писательского мастерства. Вот и покажите, как вы сами владеете словом.
Дальше была прочитана короткая лекция, которую Каленин слышал раз сто. Слог очередного новомодного писателя Х… Балтанов определял как «скудословие», а образцом русского языка называл произведения великого Бунина, чей писательский талант возносил до уровня гениальности и непререкаемости.
Из-за назойливых нравоучений профессора писателя Ивана Бунина Каленин тихо ненавидел. Умом Беркас все понимал. И даже соглашался с Балтановым: трудно кого-то поставить рядом с Буниным в части свежести русского языка, его природного звучания и гармоничности… Но всякий раз, когда в его руках оказывался томик великого прозаика, он видел перед собой лысую голову Балтанова, после чего чтение произведений Бунина приносило ему настоящие физические мучения. С некоторых пор благодаря Балтанову Каленин просто перестал читать классика, точнее, перечитывать, так как все нужное уже было прочитано, а предаваться наслаждению от смакования уже некогда изведанного было выше его сил.
По мере постоянно возобновляемых назиданий профессора и восхищений Буниным неприязнь Каленина к великому прозаику усиливалась: ему и вправду стало казаться, что Бунин до оскомины вылизывает фразу и портит русский язык своим эстетским старанием. Он все чаще виделся Каленину стеклянным и скучным. Без куража, без нерва, без неправильностей вроде лермонтовского: «…и Терек, прыгая, как львица с косматой гривой на хребте, ревел…»