. Гривастая львица, которую дотошный зоолог должен был бы поставить Лермонтову в упрек, нравилась Каленину куда больше, чем красивости Бунина. Но сказать об этом вслух он не решался. Балтанов мог бы от такого пассажа скончаться на месте. Поэтому Каленин, дабы побудить профессора поскорей завершить свою лекцию, угодливо вставил:
– Про Х… это вы, Денис Абрамович, точно заметили.
– А про Бунина? – угрожающе уточнил профессор.
– Иван Алексеевич Бунин – великий русский писатель! – дипломатично ответил Каленин. – У него в стихах есть нерв! Помните?
…И что мне будущее благо
России, Франции! Пускай
Любая буйная ватага
Трамвай захватывает в рай
[5].
Очки Балтанова рухнули на кончик носа, и он озадаченно глянул на своего аспиранта.
– Я не люблю стихи Бунина. В них он совсем не Бунин. То, что вы процитировали, не Бунин. Где вы это взяли, юноша?
– Денис Абрамович, это – Бунин. Эти строки у нас не публиковались.
– Что за странная манера выискивать какие-то нехарактерные цитаты? – раздраженно пробурчал он. – Это уже не в первый раз, Каленин! Где вы их берете? Одним словом, жду текст! И постарайтесь на этот раз! В прошлый было очень пресно и неубедительно…
«Самое прекрасное, что мне довелось испытать в жизни, – это любовь собак и женщин… – быстро писал Каленин, удивляясь собственному почерку. – Собаки любят легко и преданно. Женщины – тяжело и еще преданней. Собаки никогда не изменяют. Женщины изменяют всегда, а потом возвращаются и искупают свой грех вечной преданностью и тиранической любовью. Искупают даже те, что не возвращаются.
Все женщины, которых я любил, мне изменяли.
Их было всего три…»
Каленин задумался. Три? Нет, конечно. К двадцати четырем годам он успел жениться, произвести на свет сына, развестись под аккомпанемент грозных предупреждений из факультетского партбюро и университетского парткома, а после развода – прославиться несколькими бурными романами, которые широко обсуждались преподавательской и студенческой общественностью. Романов было, конечно, больше чем три. Но главных было три. Итак…
«Первая – назовем ее Майская – сделала меня мужчиной. С тех пор я самоуверенно считаю себя таковым. Она была чудо как хороша. Ее измена стала экспериментом, который она поставила над собой. Она проверяла свою любовь ко мне. Обмануть меня было невозможно. Я все понял в секунду и навсегда затаил скорбь.
Вторая – пусть она будет Октябрьская – изменила мне со своим законным мужем. То есть любила меня, а жила с мужем. Было очень неловко. Я в любую секунду мог увести ее от мужа, а она, понимая это, стыдливо говорила: «Не делай этого!» Ну я и не сделал.