Дьяков глаз на генерала не поднимал – смотрел в пол или в тарелку. Водку сосал резко и помногу. Его стакан уже опустел, и Кулагин застучал вилкой о тарелку. Подбежал один из автоматчиков: он раньше официанта услышал призыв генерала.
– Слышь, сержант, какая история получается! – сурово сказал Кулагин. – «Моток» у профессора закончился и у меня тоже, а у нас еще разговора минимум на полчаса. Давай-ка распорядись!
– Слушаюсь, товарищ генерал! – козырнул сержант и буквально через полминуты приволок за шиворот упирающегося официанта. Тот что-то бурчал про то, что «эти обычно не плотют и уходят через окно», на что сержант серьезно соглашался: да, мол, уходят именно через окно, да и не «плотют» – это точно! Но налить придется, а то, сам понимаешь, будет тебе кердык с особым цинизмом…
Гавриил еще ниже опустил голову, жахнул до дна только что принесенный стакан и, набрав полную грудь ярости, тихо заговорил, спотыкаясь через слово непослушным языком, расслабленным суровым напитком.
– Вот ты, генерал, уже сорок минут меня водкой поишь да про дела свои поганые треплешься. Душу свою грязную выворачиваешь! Товарищей, говоришь, в Америке сдал? – Гавриил мутно глянул на генерала и покачал толстым пальцем. – Тех, что по приказу Родины отправились в логово врага?… Я про них, про них, горемычных! У каждого, между прочим, семья есть. Дети… Зарплату от папки ждут. А у папки профессия такая – опасная и беспокойная. И тут как раз ты со своим предательством! Ну и, естественно, арестуют этих отважных парней, твоих соратников. И ведь знаешь, генерал, с ними шутить не будут. Кое-кому стул электрический светит! Убьют ведь их по твоей милости! Заметь, я даже не про Родину – я про людей, которых ты погубил!
Дьяков чувствовал, что быстро пьянеет, и торопился сформулировать ускользающую мысль.
– А ответ-то на все твои заковыристые вопросы прост, генерал! – Дьяков отважно и вызывающе ухмыльнулся. – Как яблоко прост! Знаешь, почему предавать нельзя? Да потому что это заповедь библейская! Просто она не написана, а может, не дописана. А может, посчитал Творец, что и так все ясно. Вот он сказал: почитай мать и отца! А дальше, может, так было: и Отечество почитай, как отца и мать. И сразу все станет на свои места. И весь сказ! И получается со всех сторон, что гад ты, генерал, подонок ты вонючий!
Гавриил Христофорович пьяно улыбнулся наливающемуся злобой Кулагину.
– Не зыркай на меня своими белыми глазами, – продолжал он. – Я уже не боюсь тебя и знаю, что будет через полминуты! – Дьяков поднял вверх указательный палец. – Я, к примеру, сейчас еще водки выпью. Гляди! – Дьяков взял стакан Кулагина, выкинул из него нитки и залпом выпил. – Видишь, сбылось. А про тебя вот что предскажу: за тобой сейчас целая орава волкодавов кинется, причем скорее всего догонит и убьет. Понял? Ну а если не догонит сейчас, то найдется какой-нибудь специалист, который тебя в Нью-Йорке зонтиком тихонько в коленку кольнет, и ты минут через десять сдохнешь в страшных мучениях. И найдут твое скрюченное тело в ближайшем общественном туалете – в говне и блевотине. Все будет точно так же, как тогда в Болгарии, когда ты этого – писателя, кажется? – зонтиком отравил. Помнишь? Такая вот фигня…