Театр одного зрителя (Саканян) - страница 133

— А цыгане как заорут: «Ой-ой! Не бейте! Не бейте нас! Нас уже били!» Ей-богу, и смех и грех!

Вспомнив ещё что-то, законник резко оборвал смех и, как только она отсмеяла своё, продолжил:

— Я сейчас только сообразил, почему вы стали платочком обмахиваться, будто вам жарко. До самосуда полшага, а вы, оказывается, знак подали, и цыганку в этот бедлам вызвали… И как вы на такое решились? — удивлённо закончил он.

— Мелочи, — пренебрежительно ответила она. — Обычный драматургический трюк, когда смехом нейтрализуют ярость и гнев. Мне надо было разыграть комичную ситуацию. Вашего парня я попросила никого к машине не подпускать, а цыганку выпустить на сцену, когда дам знак платком… Кстати, вы сейчас так хорошо в ролях всё передали. Мне даже ваш жаргон понравился.

Параллельно, она подумала, что смех не только средство против гнева, но и лучше слёз обнажает сущность человека. «Плач сопровождает эмоции, а улыбка — осознаёт их. Поэтому улыбка лучше характеризует сущность человека. Что собой представляет человек видно по тому, как и чему он радуется», — додумала она и улыбнулась своему открытию.

— Наш жаргон называется феней, — пояснил законник, чувствуя, что краснеет.

Он был смущён похвалой, и решил, что с феней ему следует быть поаккуратнее. «Мало ли, что ещё брякну, и как она расценит мой выпендрёж?» — подумал он.

— А я всё в толк не мог взять, — с усмешкой продолжил он, — с чего это мы цыганку за углом церкви подсадили? Оказывается, вы не хотели, чтобы цыгане из другой машины увидели её. Поэтому и всем цыганам сказали, что она осталась в церкви помолиться за упокой души… Вроде, всё понял, но одно мне непонятно. Как вы всё заранее учуяли?

— А я просто была уверена, что мне обязательно понадобится эффект неожиданности. Когда мы выходили из дома, цыганка сказала, что была близка с покойницей. Вот я и подумала, что ей захотелось бы поставить свечку. Уже в церкви мне на ум пришло превратить цыганку в таинственный фантом. Но, чтобы не согрешить, я попросила знакомого священника помолиться за упокой души. Так что моя ложь насчёт цыганки не так уж далека от правды.

Законник задумчиво покачал головой и, вспомнив что-то, продолжил разговор:

— У себя дома цыганку вы приодели. Это я видел, но уже на суде она предстала, как ангелочек, разве что, без крылышек.

— Ничего особенного, — снисходительно ответила она. — Косметика, бижутерия и несколько моих наставлений. Пока я разбиралась с цыганами, она наводила нужный марафет.

— А мне почему-то казалось, что вы придадите цыганке жалкий вид побитой кошки.