— Ну, теперь-то мы их запросто разделаем, — сказал Тагоми, снова направляя кольт в сторону дверей. — Для такого небольшого помещения вполне убедительный триумвират.
— Сдавайсь, германьский бандита, — донеслись на ломаном немецком голоса из холла.
— С ними уже поладили! — крикнул в ту сторону Тагоми. — Мертвы и умирают. Заходите и убедитесь лично.
Небольшая группка работников «Ниппон таймс» осторожно заглянула в двери. Некоторые из них были вооружены топорами, винтовками и гранатами со слезоточивым газом.
— Вполне подходящий повод, дабы правительство ТША в Сакраменто могло безо всякого предупреждения объявить войну Рейху, — сказал мистер Тагоми, разряжая оружие. — Да, на сегодня с ними покончено.
— Они будут отрицать свою причастность, — сказал Бэйнс. — Это их обычная манера. — Он положил пистолет бандита на стол мистеру Тагоми. — Видите, сделано в Японии!
Он не шутил. Это действительно был японский спортивный пистолет превосходного качества. Тагоми принялся внимательно исследовать оружие.
— К тому же они вовсе не немцы, — добавил Бэйнс, разглядывая содержимое бумажника одного из лежащих. — Гражданин ТША, живет в Сан-Хосе. Что его с СД связывает? А зовут его, между прочим, Джек Сандерс. — Бэнс кинул бумажник на пол.
— Налет, — кивнул Тагоми. — Они, видимо, хотели добраться до нашего погреба, но ошиблись этажом. Какая уж тут политика.
Пошатываясь, Тагоми поднялся с кресла.
В любом случае попытка покушения или похищения сорвалась. По крайней мере, первая. Но совершенно ясно, что им известно, кто такой мистер Бэйнс. И нет сомнений, что приходили именно за ним.
— Будущее видится нам достаточно мрачным, — пробурчал Тагоми.
Он отошел в сторону и задумался о том, поможет ли в данной ситуации Оракул. Поможет уберечь этих двоих? Сохранит их своим благословлением?
Все еще покачиваясь от пережитого, он принялся перебирать сорок девять стебельков. Ситуация была аномальна по сути, несла с собой отчаяние и смятение. Человеческий разум не в силах ее выдержать, тут потребна пятитысячелетняя мудрость… Германское государство напоминает собой больного, является искаженной формой жизни. Несет ужас всему естественному. Совокупность бессмыслиц, которую представить себе нельзя.
«Странно, — подумал он. — Люди из СД ведут себя здесь совершенно вразрез с той политикой, какая проводится в Берлине. Что это? Где смысл? Что такое вообще сама Германия? И чем она была раньше? Это все — словно с утра пытаться доискаться до смысла ночного кошмара, который больше всего похож на пародию, на вывернутое представление проблем, с которыми встретился в действительности».