«Помогите, мистер Рэймси, — он попытался крикнуть, но звука не получилось. — Ну пожалуйста…» Он споткнулся, стал валиться вперед. Никто не поддержит.
Пока он падал, успел нашарить в кармане серебряный треугольничек, навязанный ему мистером Чилдэном. «Не спас он меня! Не помог».
Рухнул на пол. Больно ударился коленями и локтями, почувствовал, как пахнет ковер. Рэймси наконец кинулся к нему, что-то бормоча. «Это он для душевного равновесия».
— Небольшой сердечный приступ, — с трудом прохрипел Тагоми.
К нему подбежали люди, подняли, понесли на кушетку.
— Не волнуйтесь, сэр, — сказал кто-то из них.
— Сообщите, пожалуйста, жене, — попросил Тагоми.
Он слышал завывание «скорой помощи». И уличный шум. Какие-то люди входили и выходили, его накрыли одеялом. Сняли галстук, расстегнули воротник.
— Теперь лучше, — произнес он. Он лежал удобно, не пытаясь пошевелиться. «Все одно — карьере конец, — решил он. — Немецкий консул поднимет шум. Примется рассуждать о цивилизованных манерах. Видимо, имеет на то право».
В любом случае дело сделано. По крайней мере, что касается его, Тагоми, части. А об остальном пусть договариваются Токио и группировки в Германии. А он вышел из игры.
«А я-то думал, что речь пойдет о пластмассах… — еще раз усмехнулся он. — Серьезный торговец пресс-формами. Оракул-то угадал, предупреждал меня, а я…»
— Снимите с него костюм, — раздался чей-то голос. «Тон вполне уверенный, — улыбнулся Тагоми. — Для врача уверенность — это все. И не только для врача».
«Может ли это быть ответом? То, что со мной сейчас произошло? — подумал он. — Организм лучше меня знает, что требуется? Время отдохнуть, отойти от игры. Хотя бы на время отдохнуть. Ничего не поделаешь, приходится соглашаться.
А что мне сказал Оракул, когда я спрашивал его в последний раз? В кабинете, когда на полу лежали два покойника? Шестьдесят один. „Чжун Фу“, „Внутренняя правда“. „Даже вепрям и рыбам — счастье“. Даже им — потому что они самые глупые среди всех тварей, слишком упрямы, ничем их не убедишь. Как я сам. Оракул имел в виду меня. И то, что я никогда до конца ничего не пойму, такова уж моя натура. Или то, что происходит со мной, и есть внутренняя правда? Какое из двух этих мнений истинное?»
Я подожду. Потом пойму которое.
Возможно, сразу оба.
В тот же день к вечеру полицейский офицер, гремя ключами, открыл камеру Фрэнка Фринка и сказал, чтобы тот собирал вещички.
Вскоре Фринк обнаружил, что стоит на тротуаре, неподалеку от остановки «Керн-стрит», кругом снуют толпы пешеходов, а по улице носятся автобусы, сигналящие машины и орущие что-то рикши. Вечерело, воздух был прохладен. Фринк постоял-постоял да и пошел заодно с другими через перекресток.