— И как же он называется?
— Сталинград. Именно там ^англичане добились перелома в войне. Таким образом, по книге, Роммелю не удалось соединиться с немецкими войсками, переброшенными из России, помнишь, — армия фон Паулюса? Немцам не удается захватить Ближний Восток со столь необходимой им нефтью, и соединиться с японцами в Индии, как и они сделали в действительности…
— Ни один стратег в мире не смог бы одолеть Эрвина Роммеля, — перебил ее Уиндэм-Матсон, — и события, наподобие выдуманной этим типом обороны того русского города с весьма героическим названием «Сталинград», могли бы — в лучшем случае — оттянуть неизбежный финал. Слушай, я знаю Роммеля лично. Мы познакомились в 1948 году в Нью-Йорке, когда я устраивал там свои дела. (На самом деле Уиндэм-Матсон видел военного наместника в США лишь на фото в Белом Доме, да и то издалека.)
— Что за человек! Сколько достоинства во всем его облике! Какая выправка! Поэтому я знаю, что говорю, — добавил он.
— Это было ужасно, — сказала Рита, — когда генерала Роммеля сместили с поста, а его место занял этот отвратительный Ламмерс. С тех пор и пошли экзекуции и концентрационные лагеря.
— Лагеря существовали и при Роммеле.
— Да, не… — ока сделала неопределенный жест, — неофициально. Возможно, палачи из СС и творили все это… но он-то отличался от всех, в нем чувствовалось что-то от старого пруссака. Он был строг…
— Я скажу тебе, кто сделал для Штатов по-настоящему полезное дело, — начал Уиндэм-Матсон, — и кого мы должны благодарить за экономическое возрождение. Альберт Шпеер! Не Роммель и не организация Тодта. Шпеер — лучший из тех, кого НСДАП дала Америке. Это он создал целую сеть предприятий, объединений, заводов и все остальное — на крепкой и здоровой основе. Как бы такой человек пригодился нам здесь! А у нас в каждой отрасли — с десяток конкурирующих предприятий, — это же все равно, что гатить болото деньгами. Нет ничего глупее экономической конкуренции.
— А я бы не смогла жить в этих лагерях, бараках, как на Востоке, — сказала Рита. — Одна моя знакомая работала там, Написать мне обо всем не решилась, потому что письма подвергались цензуре. Она рассказала все, только когда очутилась здесь. Они вставали в шесть утра под звуки оркестра.
— И ты привыкла бы. Имела бы право на чистенькую спальню, сытную пищу, развлечения и медицинское наблюдение. Чего еще надо? Завтрак в постель, что ли?
Его большой немецкий автомобиль продолжал бесшумно рассекать ночную мглу Сан-Франциско.
Господин Тагоми сидел, поджав ноги, на полу. В руках он держал чашку горячего чая марки «Улунг», время от времени дуя, прихлебывая и улыбаясь господину Бэйнсу.