Тот человек вышел из переулка… Да, кажется, из переулка. Или со двора кузни? Не углядел Яков точно. Может, происшествие с монахом, чуть не полученный по голове удар тяжелой кружкой лишили Якова внимательности. Или на глупых жонок отвлекся. Но не уследил, откуда вывернул тот человек. Увидел уже перед собой в пяти шагах.
Человек тоже двигался в сторону площади. Высокий. В посадской сермяге, рукава которой не доходили ему до запястий. На макушке болтается заячья шапка с подпалинами, норовя слететь от встрясок при ходьбе, так как мала. Затылок брит, волосу, похоже, и под шапкой совсем мало. То ладно, но порты… Переведя взгляд на штаны — сермяга прикрывала их до колен — Яков от удивления пробормотал под нос: «Эко диво!». Сначала подьячий подумал, что встреченный им мужик валялся на мокром лугу, где зазеленилась от травы ткань его портков и налипли листья. Потом, вглядевшись, понял, что это материя так разрисована: в зеленые пятна, в желтые разводы, в черные круги. «Откель такие?» — подумал Яков. Не меньше поразили его и невысокие сапоги, в которые были заправлены потешные штаны. Странной, незнакомой выделки кожа, и — усмотрел Яков, зайдя сбоку — сапоги те разрезаны спереди и стянуты черными же, узкими завязками. Отверстьица, в которые просовывались завязки, поблескивали, словно туда был вставлен металл. «Чья работа? — недоумевал Яков. — Турецка, что ли? А подошва-то какая толстая и не деревянная, ишь как гнется».
Подьячий разглядел так же, что человек тот безбород и безус, но лицо не чистое, как у немчин или ляхов, а с густой порослью щетины.
Человек крутил головой, как будто не узнавал мест. Раз-другой он обернулся, провел взглядом и по Якову, но подьячий привычно навел на лицо скуку и убрал глаза в сторону.
«Какого же он племени?» — стал гадать Яков. Не немчин, те в своих платьях ходят, русского ни в жисть не наденут. Калмык, башкир или иной степной человек? Нет, совсем не походит. И не жидовин, лицом не схож, да и ростом они завсегда помельче, кожей чернявее, пейсики торчат. И походка у тех хлибкая, семенящая, словно каждый миг по голове получить боятся, а этот вышагивает твердо, будто воеводов сын. Или как казак.
Эх, не зацепился тогда за последнюю догадку Яков. Решил, что казак в сермягу вырядится, ежели только пропьется до последнего, но уж саблю — саблю-то! — всяко не пропьет. Да и борода, усы где? К тому же лоб, щеки, нос у него белые, словно человек днями в стенах сидит и на солнце, на ветру не бывает, какой же тогда казак!
И Яков перескочил на другие мысли: «Может, скоморох? Или дурачок яицкий?».