Заметили? Нет? Он выхватил из кармана наган. Затрещала порванная острой мушкой ткань штанов. Направил ствол в сторону кабины. Вроде не заметили. Осторожно он стал выгребаться из кучи угля, как из зыбучего песка, крутя стопой и давая углю подсыпаться под нее. Дело пошло. Еще немного, и он будет свободен.
Топка открылась. В адском ее свете он увидел прямо перед собой престарелого демона — караульного из кабины, замахивающегося на него прикладом.
Вырвав ноги из держащего, как трясина, угля, он отвалился в сторону, выстрелил. Промазал. Пуля срикошетила о железную стойку кабины. Охранник тоже промахнулся, глубоко, как лопату, утопив приклад в поблескивающей антрацитовой россыпи. Не вставая, Андрей ударил его каблуком под колено. Нога чеха подломилась, он рухнул вперед и вбок, отвалился к стене. Кочегар выскочил на тендер, занося для удара широкую лопату. Андрей выстрелил опять. Пуля снесла совок, оставив в его руках размочаленный на конце кусок черенка. Следом метнул в кочегара бесполезный теперь наган. Попал. Тот, застонав, упал на уголь, свернувшись в позе эмбриона и прижав руки к пострадавшей голове. Андрей вскочил, бросился к кабине. Уж одного-то помощника он как-нибудь придушит.
Незаметно поднявшийся чех налетел сбоку, зажал в борцовский, поперек туловища, захват. Повалил. Андрей почувствовал под голенями твердый край тележки и с ужасом понял: они вываливаются за борт.
Страшный хруст ломающихся костей резанул по ушам. Сдавленные легкие задергались, пытаясь вздохнуть хоть немного воздуха. Голова закружилась от падения кувырком и тут же остановилась, когда в нее пришло понимание: трещали и ломались не его кости. Огромное тело караульного, оказавшись снизу, приняло на себя всю силу удара. А он-то даже и не ушибся.
Нервно хихикнув, Андрей с трудом разомкнул стремительно холодеющие объятия чеха, поднялся на трясущиеся ноги и показал оттопыренный средний палец огонькам удаляющегося поезда.
* * *
Опять стало невыносимо холодно. Снятый с караульного тулуп, его папаха-пирожок и оренбургский пуховый платок, прежде отобранный чехом у какой-то бабы, перестали согревать. Охотничий нож, также доставшийся в качестве трофея, мешался и бил по бедру, но Андрей почему-то не решался его выкинуть, хотя чем он мог тут помочь? Крепчающий под утро мороз забирался внутрь, холодя, казалось, само сердце.
Андрей брел по непролазной тайге, проваливаясь по колено и с трудом выдирая ноги из полуметровых снежных наносов. Без всякой цели. Просто чтобы не замерзнуть. Говорят, пока идешь — живешь, а смерть может подкараулить только того, кто перестанет бороться, остановится, решит передохнуть, привалится головой к древесному стволу и закроет глаза. «Тех бы умников да сейчас сюда», — думал он, проваливаясь по пояс в очередную занесенную снегом яму. Интересно, если здесь на склоне такая глубина, что ж делается в низине, к которой сбегает склон? А может, забрать правее и попытаться дойти до озера. Полюбоваться на рассветный Байкал? Может, даже удастся разглядеть, как поезд, проламывая лед, погружается в холодную пучину. Хотя нет, до того места по самым скромным подсчетам километров сорок — пятьдесят, не разглядеть. Только если услышать. Такой грохот был.