Косые здания! Но ведь эти здания принимают сведущие люди? В них работают машины, в них ссыпают зерно, живут, молятся - и никто не осуждает строителя, кроме меня! А какими архитектурными знаниями обладаю я? Ведь даже учиться-то я хочу на врача, или на преподавателя истории, или, того лучше, российской словесности, Когда я мечтаю, что со мной будет после окончания университета, мне рисуется белый класс, чёрная парта, учительский стол и лица учеников. Я громко читаю им стихи Пушкина, Лермонтова, Фета. Дети взволнованы, их чувства напряжены, они сидят прямые-прямые...
Экий хороший этот Алёша Жулистов! Он самым искренним образом сочувствует моему дяде. А письмо, на самом деле, смятенное. Чувствуется один мучительный вопрос: "Приедешь или нет?" Ну разве же это - разумно?! Чем поможет этому пожилому и опытному строителю девятнадцатилетний юноша, если уж говорить по правде, и сам-то мало что знающий!
Волнение, охватившее Алешу, сообщилось мне и умножилось во мне. Я весь дрожал и в то же время невольно думал сам про себя: "А не жениться ли мне лучше на 3осе? Тогда жена не пустит меня в Семипалатинск!"
Мы вышли из типографии на улицу. Тощая лошадь пыталась тащить по глубокому снегу сани с бочкой. В бочке сильно плескалась вода, сани тряслись, но полозья их не двигались. Я узнал Нубию. Сердце моё сжалось. Я сказал:
- Вот ты, Алёша, советуешь ехать, а как же Нубия!
- В крайнем случае, ты уедешь на ней верхом из Семипалатинска.
- A до Семипалатинска?
- От Омска она пойдёт вместе с обозом.
- А до Омска? У меня самого еле-еле на железнодорожный билет.
Алёша, вспомнив, по-видимому, опять Нубию, быстро говорил мне:
- Не губы у тебя, Всеволод, а розвальни! Где застрял! Смотри, Нубия и та старается вытащить сани, а ты? В тебе столько сил, собой ты молодчага. Ах, чёрт-чертище, нельзя же этакий фарт пропускать. А потом, я знаю, дядя сделал тебя типографским мастером. Как же ты, благородный человек, откажешь ему теперь в помощи? Он умирает, зовёт тебя к себе, а ты боишься ехать с обозом! Да ведь у тебя палата смелости, не говоря уж об уме!
Слова его действовали, хотя я всё ещё бормотал про себя: "Экий дурень! Чего он чепуху мелет?" А вслух говорил:
- Но ведь я решил остаться здесь?
- Решение - одно, а фарт - дело другое. Кому начинает фартить, тот обязан быть всегда при фарте.
Странствования последнего лета в значительной степени уверили меня в том, что рулём жизни правит только разум.
Алёша Жулистов был моложе меня года на три. Он никогда не покидал Кургана. Но уверен, что если бы Алёша был в десять раз старше меня и путешествовал в десять раз больше, он всё равно, наверное, утверждал бы, что, да, возможно, у руля стоит разум, но всё же главным капитаном, который ведёт корабль жизни, является случай!