С этими словами он повернулся и ушел. Ушел от женщины, которую любил всей душой, и поэтому не собирался повторять прежних ошибок. Если она не нуждается в его утешении — прекрасно. Если отказывается верить в то, что он любит ее так, как никогда никого не любил, — великолепно. Он сможет научиться жить без нее, хотя ему бы этого не хотелось.
Очень не хотелось.
В понедельник утром Мишель приехала в больницу и целый час просидела в машине на стоянке, собираясь с духом.
Все воскресенье она думала о Брук, своем племяннике и Нике.
Она несколько раз звонила в больницу, чтобы справиться о здоровье Брук и малыша. Состояние ее сестры было нормальным, но ей был необходим полный покой.
Мишель дважды пыталась позвонить Нику, но оба раза вешала трубку, едва набрав номер, поскольку так еще и не решила, как с ним поступить.
Девушка не могла отрицать, что любит его. Это стало очевидно после того, как она провела прошлую ночь одна. Мишель очень скучала по нему, но боялась позвать его обратно. Он был прав насчет жалости к самой себе. Ей нужно с этим кончать. И первым шагом на этом пути станет ее разговор с Брук.
Поднявшись на нужный этаж, Мишель нашла палату Брук и тихо постучала в дверь, готовясь просить у сестры прощения.
— Войдите, — раздался голос Брук. Проскользнув внутрь, Мишель увидела Джеда.
Он сидел рядом с кроватью жены. Палата была заполнена букетами цветов всех форм и размеров. Встретившись взглядом с сестрой, Брук улыбнулась:
— Посмотрите, кто к нам пришел. Моя пропавшая сестрица собственной персоной.
Мишель сделала робкий шаг вперед.
— Я не вовремя? Если тебе нужно отдыхать...
— Конечно, вовремя, глупая.
Прокашлявшись, Джед поднялся.
— Оставляю вас наедине. Пойду посмотрю, как там малыш, а затем загляну к себе в приемную.
— Мэтью, — поправила его Брук. — Мы больше не можем называть его «малыш».
Джед улыбнулся ей.
— Да, ты права. — Он наклонился и поцеловал Брук. — Увидимся за ланчем. Я тебя люблю.
— Я тебя тоже, — ответила Брук.
У Мишель защемило сердце, но не от зависти, а оттого, что у них с Ником тоже могло бы быть все хорошо. Однако после того, что она ему наговорила в последний раз, это вряд ли было возможно.
Когда за Джедом захлопнулась дверь, Мишель сказала:
— Прости меня, Брук. Все это произошло по моей вине.
— Сейчас же перестань. Ты ни в чем не виновата. Это моя вина.
Мишель изумленно посмотрела на сестру.
— Как ты можешь так говорить? Ты не виновата, что у тебя астма.
— Мои преждевременные роды не были спровоцированы ни астмой, ни нашим с тобой разговором.
— Откуда ты знаешь?
Брук отогнула край простыни.