Приторно-сладкий запах лесного груза наполнял ночь.
На темной реке кишела флотилия судов.
От волнения на реке мерцали огни судовых фонарей и скрипели цепи.
Чтобы попасть на свою баржу, папаше Луво надо было пройти через две шаланды, соединенные мостками.
Он робко продвигался вперед, колени его дрожали, ему мешал ребенок, крепко обхвативший его шею.
Какая темная ночь!
Только слабый огонек озарял окно каюты да полоса света, пробивавшаяся из-под двери, оживляла покой «Прекрасной нивернезки».
Послышался голос мамаши Луво — возясь у очага, она ворчала на ребятишек:
— Да перестанешь ты, Клара?
Отступать было поздно.
Судовщик толкнул дверь.
Мамаша Луво стояла спиной к двери, наклонившись над сковородкой, но она узнала шаги мужа и, не оборачиваясь, сказала:
— Это ты, Франсуа? Как ты поздно!
В шипящем масле жарился картофель; от пара, который шел из кастрюли и тянулся к открытой двери, запотели окна каюты.
Франсуа поставил мальчика на пол, и бедный малыш, очутившись в теплой комнате, почувствовал, как согреваются его покрасневшие ручонки.
Он улыбнулся и сказал немного нараспев:
— Как тепло!..
Мамаша Луво обернулась.
Показав мужу на маленького оборвыша, стоявшего посреди комнаты, она раздраженно крикнула:
— Это еще что такое?
Бывают же такие минуты даже в самых дружных семьях!..
— Сюрприз, хе-хе! Сюрприз!
Чтобы подбодрить себя, судовщик улыбался во весь рот, но в душе он бы предпочел быть еще на улице.
А так как жена, ожидая объяснений, грозно на него смотрела, то он сбивчиво принялся рассказывать о происшедшем, глядя на нее умоляющими глазами побитой собаки.
Малыша бросили родители. Он нашел его плачущего на тротуаре.
Спросили: «Кто хочет его ваять?»
Он сказал: «Я!»
И комиссар ему сказал: «Берите его!»
— Верно, малыш?
Тут мамаша Луво разразилась:
— Ты что, с ума сошел или пьян? Что это еще за глупости? Тебе, видно, хочется уморить нас с голоду? Ты, видно, считаешь, что мы богачи? По-твоему, у нас есть лишний кусок хлеба и много места для спанья?
Франсуа молча разглядывал свои башмаки.
— Несчастный! Посмотри на себя, посмотри на нас. В твоей барже не меньше дыр, чем в шумовке! А ты еще забавляешься, подбираешь на улице чужих детей!
Все это бедняга уже и сам говорил себе.
Он не собирался возражать.
Он опустил голову, как подсудимый, выслушивающий обвинительный акт.
— Сделай одолжение, отнеси ребенка обратно к полицейскому комиссару. Если он станет ломаться и не возьмет его, ты ему заяви, что жена не захотела его оставить. Понял?
И она надвигалась на него, угрожающе размахивая сковородкой.
Франсуа обещал исполнить все, что она хочет.