Монастырские тюрьмы в борьбе с сектанством: К вопросу о веротерпимости (Пругавин) - страница 44

В заключение корреспонденции автор задается вопросом: "где же берет средства этот странный человек, чтобы поить и кормить массу голодных людей, покупать книги для раздачи, помогать и т. д. — "Бог дает", — ответил бы на такой вопрос сам Рахов. Средства эти шлют ему отовсюду, и в этом отношении он так же обеспечен, как Иоанн Кронштадтский.[29]

Особенно много сделал Рахов для беднейшей части Архангельского населения в тяжелую годину памятной всем голодовки 1892 года. Помимо открытых им столовых, в которых кормились все бедняки и нищие города, а также пришлый люд. особенно из числа богомольцев, ежегодно в огромном числе направляющихся в Соловецкий монастырь, — Рахов на одной из окраин города, населенной преимущественно беднотой, в Кузнечихе, устроил мастерские, или вернее дом трудолюбия, где бедняки, не имевшие средств завести свое собственное дело и приобрести инструменты, занимались столярным и сапожным ремеслами, щипали пеньку, плели коврики и т. д. Тут были как мужчины, так и женщины.

Затем, сняв особый дом, он устроил в нем приют на 40 человек детей, в который принимались дети, преимущественно сироты, с грудного возраста и до 12 лет. Наконец, им устроен был ночлежный дом для всех бесприютных бездомных. Но ему и этого оказалось мало, и он готов был каждую минуту делиться всем, что он имел, с бедняками и нищими. У него ничего не было своего, личного, заветного, с чем бы он не расстался и не поделился бы с неимущий, босяками и нищими. Бывали случаи, когда он, в суровую зимнюю вьюгу, встретив где-нибудь босяка или нищего, одетого в дырявое рубище, — обменивался с ним платьем, бывшим в это время на нем. Однажды, встретив нищего, дрожавшего от холода, Рахов снял с себя только что подаренную ему отцом прекрасную шубу на лисьем меху и одел ее на нищего.

Вполне естественно, что вся городская голытьба смотрела на Рахова, как на своего благодетеля; она чуть не молилась на него. Что касается других слоев населения, то они относились к этому необыкновенному человеку весьма различно, хотя, по-видимому, все безусловно верили в полную искренность его побуждений и тех внутренних, этических мотивов, которыми он руководствовался в своей деятельности. Но одни считали его чудаком и оригиналом, другие — религиозно настроенным мистиком и "человеком не от мира сего", третьи наконец, — не вполне нормальным, немного «тронувшимся» человеком.

Как бы то ни было, но довольно долгое время все шло вполне благополучно: учреждения, созданный Раховым на пользу населения, постепенно развивались и крепли. Вдруг по городу пошли какие-то странные, тревожные слухи. Судя по этим слухам, можно было заключить, что местное духовенство заподозрило Рахова в неисполнении им некоторых обрядов православной церкви. Таинственно сообщалось о каких-то брошюрках и книжках, которые читались иногда в открытых им учреждениях и которые, якобы, не вполне согласны с учением и правилами православной церкви. Говорилось, что Рахов будто бы с недостаточным почтением относится к иконам св. угодников.