— Удачно выступили? — поинтересовалась Марионетта. Теперь она едва его различала, поскольку в комнате было практически темно.
— Нормально. — Голос Микки в темноте звучал спокойно и тихо. — Теперь спи, Марионетта. Увидимся утром.
Ей не хотелось, чтобы он уходил, но она не могла ничего придумать, чтобы задержать его. Она слышала, как он прошел через комнату и открыл дверь, на секунду остановился в дверях, в квадрате света из другой комнаты, и посмотрел на нее. Потом дверь за ним закрылась.
Марионетта попыталась снова заснуть, но не смогла. Неожиданно комната показалась ей душной и жаркой. Нейлоновая рубашка, одолженная ей доброй Вики, прилипла к телу, путалась в ногах, заставляя снова почувствовать старые ушибы. Ей хотелось бы набраться сил, подойти к окну, открыть его, облокотиться на подоконник и вдохнуть холодный зимний воздух, чтобы снова ощутить атмосферу Сохо… Женщина слышала, как рядом тихо тикают часы, отсчитывая уходящее время. Потом закрыла глаза, стараясь забыться. Она слышала, как в соседней комнате Питер что-то сказал Микки. Оба спали на полу, на матраце, поскольку Марионетта занимала единственную кровать в доме. Интересно, о чем сейчас думает Микки? Может быть, о ней? Или его голова занята выученными мелодиями, отрывками песен и джазовой музыки? Или он тоже ворочается в постели и борется с бессонницей, а пот струйкой течет по его спине? Марионетта снова открыла глаза и увидела на потолке блики света, когда от сквозняка из-за плохо прилаженных оконных рам слабо колыхались занавески. Женщина окончательно проснулась, сердце ее стучало. Она слегка приподнялась, со страхом и возбуждением обдумывая возникшую мысль. Она знала, отчего ей не спалось, хотя боялась себе в этом признаться. Не давало заснуть ощущение, которого ей не приходилось раньше испытывать ни как женщине, ни как жене. Она думала о Микки Энджеле и раньше, но совсем по-другому. А сейчас эта внезапная и странная тяжесть внизу живота означала, что она его хочет.
Полоска света под дверью неожиданно исчезла. Питер и Микки заснули. Но Марионетта лежала без сна в маленькой синей спальне, уставившись в темноту и борясь с незнакомыми ей чувствами. Она не понимала, радоваться ей или плакать.
Дни шли своим чередом. Постепенно синяки Марионетты приобрели уродливый желтый оттенок, а потом начали исчезать. Пришел врач и снял швы со щеки.
— Хотите взглянуть? — спросил он, протягивая ей зеркало.
Марионетта вздрогнула и отказалась. Она и так знала, насколько безобразен ее шрам.
Когда позже зашел Питер Трэвис и, удивленно взглянув на нее, заявил: «А он хорошо поработал — теперь значительно лучше, чем раньше!», она ему не поверила. Питер просто хотел сделать ей приятное, подобно многим другим, после того как Уолли Уоллас изуродовал лицо Марионетты бритвой. Она все еще не решалась взглянуть в зеркало, так что, когда Микки, вернувшись с продуктами, никак не отреагировал, женщина вздохнула с облегчением. С молчанием Микки ей было легче, чем с доброжелательной ложью Питера.