— Пошли, — сказал он, — нам с Питером через несколько часов вставать — мы играем на одной богатой вечеринке в Сити…
Они пошли в синюю комнату и забрались под одеяло на узкой кровати. Слишком опьяненные своими взаимоотношениями, чтобы уснуть, они любили друг друга, пока лучи солнца не пробились сквозь неплотно закрытые шторы. Оба устали и лежали молча. Марионетта повернулась, чтобы рассмотреть профиль Микки, задремавшего рядом с ней. На лице его уже начала появляться щетина. Его веки вздрогнули.
— На что ты смотришь? — говорил он, не открывая глаз.
Она нежно коснулась его лица, чувствуя, что щека становится колючей. Теперь пришло время сказать.
— Я знаю, кто ты, — промолвила Марионетта, голос ее прозвучал тихо и спокойно в тишине раннего утра.
Микки сразу же открыл глаза и повернулся к ней. Она удивилась, заметив промелькнувший страх во взгляде.
— Ну, разумеется, — сказал он. — Я — Микки. Микки Энджел.
Она медленно покачала головой.
— Ты — Моруцци, — выпалила она.
Он отвернулся и сел в постели, взволнованно схватив сигарету с прикроватного столика.
— Как ты узнала? — изумился он.
При вспышке спички женщина разглядела его лицо, обратив внимание, что нерв на щеке подергивается.
— Неважно, как я узнала, — устало проговорила она, — раз это правда.
Он выдохнул облако дыма в сторону окна и остался сидеть, уставившись в пространство.
— Ты должна быть довольна, — с горечью произнес он. — Ведь выходит, что я итальянец. Это хорошо, верно?
— Микки… — Она протянула к нему руку, но он отодвинулся.
— Ладно, — наконец сказал он. — Ладно, я расскажу. Я действительно Моруцци. Микеланджело Моруцци. Микеланджело — Микки Энджел, понятно? — Он повернулся к ней с умоляющим выражением на лице и промолвил: — Марионетта, я все тот же человек, каким был, пока ты не узнала мое имя…
Женщина не могла отвести от него взгляда.
— Ты даже похож на него, — завороженно выговорила она. — Как я этого раньше не замечала? — Теперь она видела ту же сильную линию подбородка, что и у Аттилио Моруцци, лишь слегка смягченную, не такую вызывающую, то же очертание чувственных губ, только линия их не была жесткой, как у отца.
— Тебе станет легче, если я скажу, что не разговаривал с отцом вот уже пять лет? — спросил он ее, все еще злясь. — Или ты все равно будешь видеть во мне Моруцци?
Марионетта продолжала смотреть на его лицо, вспоминая, сравнивая, слишком потрясенная, чтобы понять сказанное им.
— Аттилио никогда не говорил, что был женат, — пробормотала она. — Я и не знала…
— Ничего удивительного, — объяснил Микки. — Мать умерла, когда мне было пятнадцать. Меня воспитывал дед.