Пока Марионетта решала, отвечать или нет, все зашумели, засуетились, и кто-то закричал:
— Начинается!
Махнув рукой, Лино скрылся в толпе. Марионетта хотела последовать за ним, но не смогла пробиться сквозь большую греческую семью, рассевшуюся на тротуаре, чтобы лучше видеть забег. Девушка вернулась на Дин-стрит. В это время толпа взорвалась криками. Забег начался! Ничего, она пойдет на Олд-Комптон-стрит и посмотрит, когда официанты будут пробегать мимо.
Для себя она решила: после забега найдет Лино и расскажет ему о Сильвии. Пусть лучше он узнает об этом от ее подруги, чем от безразличного знакомого, или, еще хуже, из черствой статьи в газете.
На этом углу Сохо было еще довольно тихо, поскольку часть толпы ринулась вперед, чтобы не пропустить начало состязаний, тогда как другая бросилась назад, к финишу. Кто-то налетел на Марионетту, пока она, задумавшись, брела по улице.
— Прости, дорогуша, — произнес нетвердый голос, и в лицо ей пахнуло винными парами. Женщина в заляпанном, видавшем лучшие времена пиджаке и матросских брюках, вцепилась, чтобы удержаться на ногах, в косяк двери, которая вела в кабачок «Йорк минстер». — Забег уже кончился, да?
Марионетта с легким отвращением отодвинулась. Это была Сюзанна Менлав, вечно пьяная художница, чьи картины, если верить Тони, висели в галерее Тейта!
— Вон они бегут, — сказал она, отстраняясь.
Сюзанна посмотрела на нее мутными глазами.
— Что случилось с твоим лицом? — спросила она резко.
Рука Марионетты взлетела к щеке. Женщина, шатаясь, снова приблизилась.
— Какой кошмар! Это был мужчина? Готова поспорить, это был мужчина…
Марионетта повернулась. Уже слышались крики толпы. Официанты приближались. Новые зрители выходили из кабаков, желая посмотреть состязание. Сюзанна Менлав злобно грозила чему-то или кому-то невидимому впереди нее.
— Мужчины! — Она кричала почти басом. — ЧЕРТОВЫ мужчины!
Шум толпы все нарастал. Появился первый официант, лицо красное, бутылка с бокалами все еще на подносе, который он должен донести в целости и сохранности до финишной прямой. Почти наступая ему на пятки, промчались еще двое, явно при последнем издыхании, с перекошенными от напряжения лицами, потом еще один участник. Толпа восторженно приветствовала их.
Сюзанна Менлав заметила официантов, и ее лицо приняло странный свекольный оттенок. Она обвиняюще вытянула палец в направлении бегущих, которые мелькали перед глазами, как что-то черное и белое, и заорала:
— ЧЕРТОВЫ мужчины! Все ваша вина! Вы все виноваты! — Она, шатаясь, вышла на дорогу. Один из официантов, отвлекшись, уронил свой бокал. Толпа застонала.