И когда Гарри, лаская ее, приник к ее груди, замирая от счастья и сдерживаемой страсти, Кэти, прильнув губами к его губам, вложила все свои чувства в страстный поцелуй. Она упивалась радостью от его близости, от ощущения его доброй энергии, усмиряющей грубую мужскую силу. Она почувствовала, как он был рад ее поцелую. Ей хотелось подарить всю себя этому мужчине, которого она полюбила всей душой. Да, теперь Кэти могла признаться себе в этом…
И все-таки она выскользнула из объятий молодого человека и прошептала, нежно погладив его по щеке:
— Слышишь шаги в коридоре? Наверное, кто-то из прислуги…
— Неужели ты думаешь, что меня это волнует? — удивленно проговорил Гарри.
Кэти тихонько засмеялась.
— Очевидно, у меня синдром горничной, — весело проговорила она. — Которая волнуется, не дай бог, слуги передадут хозяйке, что сиделка целуется с молодым барином…
На самом же деле ей казалось, что свое чувство надо беречь от глаз чужих и, может быть, не слишком доброжелательных людей.
Когда шаги в коридоре затихли, Кэти виновато взглянула на Гарри, который добрым и снисходительным взглядом смотрел на нее, как на неразумного ребенка, испугавшегося темноты в соседней комнате. Он нежно погладил ее по пышным каштановым волосам:
— Иди к себе в комнату, — тихо произнес он. — Но знай, я приду к тебе сегодня ночью.
Вторая часть фразы была произнесена тихо, но так решительно, что Кэти почувствовала: она не в силах противостоять его напору. Тем более что она сама ждала и желала этого…
Сначала у нее мелькнула мысль закрыть дверь на ключ, но она переборола свою мимолетную слабость. Это было бы нечестно по отношению к любимому человеку и отдавало ханжеством, которого она терпеть не могла.
Кэтрин легла в постель, надела по обыкновению ночную сорочку, внутренне посмеявшись над собой. Лежа под одеялом в теплую ночь, Кэти дрожала. Это была дрожь ожидания, предвкушения, боязни, как будто она собиралась нарушить некое табу.
Наконец дверь тихо отворилась и в комнату проскользнула высокая фигура. Гарри был в махровом халате, который он сразу же сбросил на пол и, обнаженный, шагнул к ее постели. Кэти задрожала еще сильнее, но, откинув одеяло, сорвала с себя ночную рубашку и протянула руки к любимому. Гарри сел рядом, и его губы осторожно и нежно стали покрывать поцелуями всю ее — с головы до кончиков пальцев на ногах.
— Почему ты так дрожишь, девочка моя? — шепотом спросил он.
— Я не знаю, — жалобно, как ребенок, произнесла Кэти. — Мне радостно и страшно…
Гарри заключил ее в объятия и медленно положил в постель, продолжая держать в руках, как будто баюкая. Облокотившись на локти, он смотрел на нее в темноте. Она прикрыла глаза, чтобы скрыть все, что творилось в душе, и совладать со своей дрожью. Гарри крепко прижал ее к себе, желая согреть и успокоить. Он ласково шептал ей в ушко ласковые глупости, называя ее именами игрушечных зверьков, которых дарил ей. Она тихонько рассмеялась, и ее дрожь неожиданно прошла. Кэти подняла голову, нашла губы любимого и прильнула к ним. Она вложила в свой поцелуй все, что не решалась сказать ему. Девушка чувствовала, как в нем нарастает волна страсти. Она раскрылась навстречу этой волне, желая раствориться в ней.