— Никогда. Но если ты откажешься, я пойму.
— Ни за что! Хочу, чтобы ты почувствовал то, что чувствую я. Хочу быть женщиной твоих грез. Роберт.
Хочу, чтобы ты дал ей все, что даешь мне.
Роберт напряженно вгляделся во тьму.
Если он пойдет на это, не известно, сможет ли вновь хладнокровно убивать людей.
Если он пойдет на это, не известно, сможет ли умереть с достоинством, зная, что оставил позади.
Если он пойдет на это, не известно, сможет ли отпустить Абигейл, когда кончится буря.
Матрац прогнулся под неумелыми движениями Абигейл.
Он окинул взглядом темный силуэт, легко погладил вознесенные в воздух ягодицы и понял, что, какое бы возмездие ни ожидало потом, сейчас он возьмет ее.
Они договорились, что могут делать все. Значит, он получит все.
Он ощупью повесил на изголовье мочалку, запустил пальцы в масленку и смазал свою изголодавшуюся плоть. Девять дюймов?
Похоже, все девятнадцать, сильных, крепких, готовых погрузиться в ее глубины.
Он поставил масленку на пол и встал на колени за спиной Абигейл.
И коснулся ее, осторожно, почти благоговейно.
Абигейл сжалась.
— Расслабься, Абигейл. Это тоже фантазия. Я имею право дотрагиваться до тебя в любом месте.
Он принялся круговыми движениями втирать масло в ее тугую дырочку, пока Абигейл непроизвольно не подалась к нему.
Его средний палец скользнул внутрь.
Она ахнула.
Он ахнул.
Она оказалась невероятно тесной.
И горячей.
Все, что он воображал, и гораздо больше.
Отверстие слегка расширилось. Он шевельнул пальцем.
— Больно?
— Нет.
— Ты берешь меня, Абигейл? — хриплым от желания голосом прошептал он.
И она ответила так же хрипло:
— Я беру тебя, Роберт.
Нагнувшись, он поцеловал поднятые ягодицы и медленно отнял руку. И тщательно вытер мокрой мочалкой.
— Я постараюсь не разорвать тебя.
Он стал потирать головкой своего жезла ее крохотную дырочку, ощущая, как она с каждым мгновением раскрывается чуть больше.
Нажать… сильнее… еще сильнее, еще…
Он внезапно очутился в ней. Абигейл вскрикнула. Роберт втянул в грудь воздух. И застыл. Ее плоть поглощала и втягивала его. Мягкие холмики терлись о его пах.
Эмоции, обуревавшие Роберта, были так сильны, что он боялся заплакать.
Похоть. Нежность.
Он жаждал вонзиться в нее так резко и глубоко, чтобы исторгнуть из нее вопль.
Жаждал обнять ее, утешить и сказать, что больше она не одинока.
Подавшись вперед, он провел пальцем по ее позвоночнику, от затылка к тому месту, куда вошел до самого основания. Она выгнулась, вбирая его еще глубже.
Немного помедлив, Роберт сжал ее грудь левой рукой, а правой накрыл ее кулачок.
— Почувствуй нас обоих, Абигейл.