— Да, таково мое желание, — подтвердила Халида.
— Понимаешь ли ты, что отныне Дагон твой подопечный, ты отвечаешь за него и не должна наказывать или несправедливо упрекать, разве только если он окажется непокорным и откажет тебе в повиновении и уважении? Сознавая это, Халида, королева Кавы, ты по‑прежнему хочешь стать его супругой? Отвечай правдиво, ибо одна лишь Сунева знает секреты твоего сердца.
— Таково мое желание, — подтвердила Халида.
— Вы слышали королеву! — воскликнула Апхала. — Хотите что‑то сказать ей, о женщины Кавы?
— Значит, таково твое желание, Халида, королева Кавы? — вскричала одна из собравшихся.
— Таково мое желание, — в третий раз объявила Халида.
— Да будет так! — воскликнула верховная жрица. — Принесите брачную чашу.
Две молодые девушки выступили из‑за королевской ложи. Одна несла большую золотую чашу с двумя ручками, украшенную изображением мужских и женских срамных органов. Другая держала кувшин. Встав перед Апхалой, они низко поклонились.
— Налейте вина, — велела жрица, и они поспешили выполнить приказ. Потом одна девушка поставила кувшин на землю и помогла товарке держать чашу. Жрица благословила вино, и чашу поднесли брачующимся. Оба сделали по нескольку глотков.
Радостная толпа принялась скандировать:
— Соединись с ним! Соединись!
Ведь именно это они и жаждали увидеть. Все свадебные церемонии были одинаковы, но великан, научивший королеву любить, успел завоевать репутацию, которой верили немногие. Однако всем не терпелось увидеть, действительно ли его прославленное достоинство так уж великолепно, как об этом судачат.
Дагон снова оказался среди смеющихся девушек. Танцуя и распевая песни на непонятном языке, они повели его к мраморному алтарю в центре арены, сняли набедренную повязку и, выставив на всеобщее обозрение, стали медленно поворачивать.
Раздались громкие вздохи. Значит, слухи правдивы! Более чем!
Женщины ахали, показывали пальцами, взволнованно щебетали. Многие принялись играть с собой в сладострастном предвкушении слияния.
Девушки взялись за работу, стараясь возбудить новобрачного. Откуда‑то появился горшочек с бледно‑зеленой мазью, и несколько пар рук начали втирать ее в мужское тело. Ноги Дагона развели и щедро умастили мазью его мужскую плоть. Одна из девушек, встав на колени, стала энергично сосать могучий отросток. Другая села на землю, взяла в рот его яички и обводила языком до тех пор, пока он не застонал от вспыхнувшего сладострастия. Не было того клочка кожи, которого не коснулись бы жадные пальцы, и там, где скользили их ладони, загоралось пламя. Дагон едва сдерживался, чтобы не завопить, не вскинуться, не выдать безумного желания.