Самое страшное заключалось именно в том, что верить она могла ограниченному числу людей. Иван любит ее – но держится больше за своего сына, которого упрямо хочет видеть на царстве Московском. Вот Барбара, конечно, предана госпоже непоколебимо, не покинула ее ни в Калуге, ни в Михайлове, ни в Коломне, ни в Астрахани; да еще, на Маринино счастье, прибился к их скудному двору неутомимый странник – тот самый Никола де Мелло, который когда-то убеждал ее сойтись с Димитрием. Она была настолько счастлива снова увидеть рядом католического монаха, что простила неунывающему, хотя и изрядно постаревшему августинцу все его происки. Вот и все люди, которым она могла верить…
Всякий союзник являлся таковым лишь до поры до времени, пока преследовал свою выгоду. От некоторых приходилось остерегать Заруцкого, который был обуреваем желанием собрать под знамена царевича Ивана целую армию. Самым опасным среди таких временных союзников, готовых в любое мгновение обратиться врагами, был, конечно, Прокопий Ляпунов. Марина никогда не доверяла предводителю земли Рязанской: он крепко держался против обольщений Димитрия Второго, ни шагу уступки ему не сделал. Не изменился и теперь. Союз его с Заруцким был временным: как только Ляпунов понял, что донца волнует лишь своя выгода, так начал отлагаться от него, упрекая Заруцкого, что тот предает православную веру.
Это было смешно: насколько ненавидел Заруцкий поляков, столько же ненавидел и московитов, насколько пренебрегал католической верою, столько же презирал и православие. Но в том, что он кичился своим неверием, была его громадная ошибка.
Между прочим, на этом же самом обожглись и поляки…
Поляки видели, как бояре и дворяне московские раболепно выпрашивали у Сигизмунда имений и почестей, как высокопоставленные русские люди продавали свое отечество чужеземцам за личные выгоды. Поляки не сомневались: лишь бояре склонятся на их сторону, как только они одних купят, других обманут, то можно спроста совладать с громадой простого народа, с этим стадом рабов, привыкшим повиноваться своим господам.
Они ошиблись. Они не рассчитали, что выше всякой покорности и лености стоит на Руси православная вера. Знаменем сопротивления чужеземцам была в ту пору единственно вера. Казакам, этому перекати-полю, бездомным, безродным бродягам, было этого не понять. Поэтому, сколько бы ни приобретал Заруцкий своей легендарной храбростью в битвах с поляками, он терял гораздо больше, когда вновь ополчался против своих и разорял монастыри, грабил церкви, насиловал монахинь…