«Ой ли? – усмехнулся про себя Заруцкий. – Как бы не так! Ну да ладно, это мы еще поглядим, как оно станется. А пока… пока и в самом деле надо этому Грине пособить в его заботе. Не дай Бог, решится Марина Юрьевна в Польшу податься… Нет, мы иначе ладить станем!»
– Слышь, Манюня… Ты какую-нибудь бабку надежную знаешь? Ну, ворожейку, знахарку?
– А тебе на что? – вопросом на вопрос ответила девка. – Приворот-траву кому хочешь дать? Бородавку свести потребно или ячмень заговорить? Иль у любушки тайно роды принять? Так ты меня попроси, я и сама, без всякой бабки, исполню все справно.
– Может, ты и ворожить умеешь? – усмехнулся Заруцкий.
– А чего ж? – с проблеском задора в голосе отозвалась Манюня. – Хочешь – бобы разведу, хочешь, руку погляжу твою, хочешь – еще иначе поворожу. На птичий крик, на голубиное сердце, на разводы молочные, на яйцо… Сны разгадываю, тайные мысли вызнаю. Эх, вот был случай два года тому назад в Смоленске! Мы с Гриней туда пришли, когда прознали, что поезд Марины Юрьевны там остановится. Гриня от злости места себе не находил, что другой вот-вот на царство взойдет. Хотел он подобраться к самозванцу, да не смог, берегли того очень. Ну, думает, я его невесту изведу – тогда все поляки самозваного Димитрия бросят, а то и прирежут со злости. Я пошла Марине Юрьевне ворожить, а Гриня тем временем дом поджег. Беда, заметил его мальчишка-паж, Гриня его потом крепко по голове поленом приложил, да оплошал – не до смерти убил. Мальчишка поднял тревогу, пожар потушили, Гриня чудом ушел, а меня схватили, и кончилась бы наутро моя жизнь, да Гриня прорыл подкоп в сарай, где меня держали, помог уйти. Тогда он меня любил, жале-ел… – снова завела причет Манюня, и тут уж погруженный в свои думы Заруцкий не стал ей мешать. Шут с ней, пускай выплачется.
Так вот оно как было… Вместе с другими приближенными к первому Димитрию людьми Заруцкий, конечно, слышал о поджоге дворца, в котором остановилась в Смоленске царская невеста. Слышал и о том, что за случившееся явно был наказан человек случайный, а истинные виновники от кары ускользнули. Правда, все поляки как один молчали о том, каким образом знахарке удалось проскользнуть к панне Марианне. Ну вот теперь Заруцкий узнал, каким. С помощью бабских бредней. Гадали небось на венценосного жениха… И, видать, Манюня в самом деле хорошая гадалка, коли заморочила голову государевой невесте. И девка, значит, сведома обо всех тайнах Марининой души. Это любо…
Любо-то оно, конечно, любо, однако и Марина, получается, может с одного взгляда Манюню узнать? Ну что ж, ей придется перерядиться в такую дряхлую старуху, что никто не различит в ней крепкогрудой молодайки. И можно устроить так, чтобы о Манюне в Ярославле уже пошла слава как о знающей ворожейке. И еще надо, чтобы Мнишек хорошенько подготовил свою дочь, убедил: у нее нет бо?льшей нужды, как повстречаться с ворожейкой!