Неужели на все?..
А вот об этом стоило подумать. Поэтому верховую лошадь она попросила не только потому, что укачалась в неудобной карете: ей нужно было остаться наедине со своими мыслями, а в обществе Гонсевского и Олесницкого это было совершенно невозможно.
Марина и прежде знала их как величайших болтунов и словоблудов, а уж теперь-то, когда они получили возможность на свободе отвести душу, проклиная коварных московитов и выхваляя свою стойкость, послы сделались вовсе нестерпимы.
Главным предметом бесед сих достойных господ были их бесконечные прения с царем, из которых они вышли с честью. Например, московиты обвиняли письменно и устно поляков в том, что они-де навязали Московскому государству самозваного Димитрия, сиречь Гришку Отрепьева. Послы же оправдывались тем, что никак не поляки посадили на царство Димитрия, а сами московиты, недовольные тиранством Годунова, привели его к себе и признали коренным своим царем. «Разве, – вопрошали они, – не князья, бояре, воеводы и все дворяне послали к нему выборных в Путивль, проводили до Орла, а оттуда до Тулы, – а там приехали к нему из Москвы на поклон, не связанные, а добровольно, – и были в числе их и князь Мстиславский, и Иван Михайлович Воротынский, и многие Шуйские во главе с самим Василием Ивановичем, нынешним государем, и все это были знатнейшие бояре и дворяне, и лучшие люди московские… Ведь у вас было сто тысяч войска. Зачем же вы не поймали тогда Димитрия, если считали его самозванцем? Ведь нас-то, поляков, было каких-нибудь несколько сотен…»
Поляков упрекали: дескать, воевода сендомирский со своей дочерью принимали непомерные подарки от самозванца, и пан Мнишек готов был принимать еще, а также сделаться владетелем многих русских земель.
На это послы могли только ответить, что никакому жениху не возбраняется делать подарки невесте, и никто не в силах осудить отца за то, что он заботится о благе своей дочери и мечтает выдать ее замуж повыгоднее.
Да, Гонсевский и Олесницкий могли гордиться собой при этом разговоре с московитами, ибо они опровергали многие нападки очень ловко и искусно. Так, например, когда бояре заявили, что инокиня Марфа, бывшая царица Марья Нагая, признала сыном Гришку Отрепьева потому, что он грозил ей смертью, паны заметили, что это невозможно: если б он убил ее за то, что она не хотела признать его сыном, то тем самым показал бы всем, что он не истинный Димитрий, а самозванец. «А теперь, – храбро присовокупил Гонсевский, обращаясь к Шуйскому, – вы держите ее в руках, в неволе, делаете с нею все, что хотите, вот она и говорит по вашему указанию то, что вам угодно слышать».