В следующие сорок минут то же самое повторяется множество раз, с небольшими изменениями: Розмари и пожилой актер, спускаясь по ступенькам, меняются местами; идут то быстрее, то медленнее; Розмари чуть сдвигает набок шляпу цвета розового фламинго; рабочий с пилой и лестницей срезает нависшую над перилами ветку; нянечке велят катить коляску побыстрее; в очередной раз меняют места прожекторов. Фред, которому незнакомы секреты киносъемки, не всегда может догадаться, что именно изменилось. Дважды актеры доходят до самых ворот и к ним обращается бедно одетая женщина в черном, Розмари смотрит с тревогой, потом вежливо улыбается и неслышно, но горячо говорит что-то своему спутнику.
Фред не сводит с нее глаз. Он вновь покорен красотой и обаянием возлюбленной, которая в необычном свете кажется неземным существом, он восхищен ее неизменной веселостью и терпением. Каждый раз, выходя из дома, она улыбается все так же нежно и лучезарно, сходит вниз по ступенькам все так же легко и изящно, смеется неслышной шутке актера так же непосредственно. Впервые Фред понимает, что Розмари — не просто чудное создание природы, не просто нежный цветок; он видит, что съемки — это сложная, напряженная, однообразная работа, и с новой силой восхищается любимой.
Вместе с тем многое в игре Розмари смущает его. Скажем, то, как она склоняет голову и полушутя-полусерьезно дотрагивается тремя пальчиками до рукава актера. До сих пор Фреду казалось, что это естественный, непосредственный, предназначенный только для близких жест, а не сценический прием. Не потому ли Розмари никогда не показывала ему «Замок Таллихо» на видео, хотя он не раз просил?
Наконец объявляют перерыв. Коляска брошена посреди улицы; электрики и плотники (Розмари называет их «работягами»), облокотясь на свою технику, с шумом открывают банки с содовой; помощники раздают кофе в пластмассовых стаканчиках. Из дома вновь выходит Розмари, на этот раз без шляпы. Фред спешит ей навстречу, стараясь не наступить на переплетенные провода, спотыкается, чуть не падает.
— Фредди! — Лицо ее светится радостью, как только что светилось перед камерой. — Где ты пропадал? Почему не звонил? Не надо, не трогай меня — я вся в гриме. — Розмари на ходу обнимает Фреда, пряча лицо, — вблизи оно кажется неестественно белым и гладким, будто свежеоштукатуренная стена.
— Я звонил, но попадал каждый раз на автоответчик. А ты так и не перезвонила.
— Что за глупости, милый! Никаких сообщений на автоответчике не было.
— Я звонил раза четыре-пять, не меньше, и каждый раз оставлял свое имя, — уверяет Фред.