— И слякоть жуткая.
— Гм. — Винни не хочется заводить спор; она сдерживает себя и ждет подходящей минуты, когда можно будет вежливо задать вопрос, который не дает ей покоя вот уже двое суток. — Как это случилось? — неожиданно вырывается у нее.
— Простите? — Барби-дикарка опускает руку с куском торта, разбрасывая крошки. — Ах, вы про папу? Сердце. Он был в здании муниципалитета, в соседнем графстве. Пошел туда посмотреть какие-то архивы.
— Да, он собирался.
— Угу. Ну и вот. День был жаркий, кабинет под самой крышей. Лифта никакого не было, идти три длинных-предлинных пролета. Ну и пока библиотекарь ходил за нужной книгой, папа стоял у стола и ждал — и вдруг потерял сознание. — Барби шумно жует, глотает, трет кулаком левый глаз, тянется за еще одним бутербродом с водяным крессом. Крокодиловы слезы, думает Винни. — Ну и пока приехала «скорая» и довезли его до больницы, его не стало.
— Вот как. — Винни глубоко вздыхает. — Сердечный приступ.
— Да. И врач так сказал.
Как говорят, умер своей смертью, думает Винни. Не по собственной воле. Ни его вины здесь нет, ни моей. Все так… Но если бы не я, Чак не умер бы в английском захолустье, в каком-то душном архиве, хотя бы потому, что не оказался бы там. («Если бы не ты, — вновь слышит Винни его голос, — ни за что бы не додумался искать предков».) Но какая разница, из-за меня он умер или вопреки мне? Его больше нет. Он не войдет больше в эту комнату, не сядет на то место, где сидит сейчас его тупая дочка и глупо улыбается.
Пересилив себя, Винни вспоминает о вежливости и вновь обращается к Барби:
— Какое горе. Какое ужасное несчастье. — Винни хмурится, сообразив, что произносит слова такие же избитые, как и Барби-дикарка.
— Да, то есть… — Барби жует, глотает. — Само собой. Но мы, можно сказать, были к этому готовы. Папу сколько раз предупреждали.
— То есть как — предупреждали?
— С ним уже было такое, и врач в Талсе сказал, надо беречься. Не пить, не курить и вообще избегать любых нагрузок. И все равно оставалась опасность. То есть он в любую минуту мог умереть. Он вам, должно быть, не говорил. — Барби хлопает глазами.
— Нет, не говорил. — Винни вспоминает, как Чак пил, курил, занимался с ней любовью… а это ведь тоже «нагрузка».
— Нельзя было ему подниматься по лестнице в этой дурацкой конторе, — продолжает Барби. — Но вы же знаете папу. Если уж он за что-то брался — всегда доводил до конца. Помню, когда мы были маленькие, я сказала как-то раз, что хочу домик на дереве. Папе стало интересно, он начал что-то чертить, а в субботу с утра до вечера просидел на нашей большой катальпе, все мастерил. Мы с Грегом помогали, а Консуэло — это наша кухарка — он попросил принести для всех бутерброды, чтобы нам не прерываться на обед. Когда мы закончили, уже почти стемнело, и мы устроили там, наверху, пикник, и пили… розовый… лимонад… Простите. — Барби всхлипывает.