— Господи, да чей же еще?
Ру молчала. Но, как вскоре узнал Фред, на этот вопрос был ответ. На стенах, рядом с его собственными фотографиями, висели и чужие. В том числе и члены — точнее, два члена. Не так сильно увеличенные (в обоих смыслах), но тоже небезынтересные. Один — длинный, но тонкий, среди жидких курчавых волосков — соседствовал со снимком побега спаржи. Второй, покороче и потолще, весь в темных веснушках, — с фотографией тяжелого, ржавого засова на двери старинного амбара.
За этим закрытым просмотром последовали ссоры — бурные, яростные, нескончаемые. Ру не стала убирать ни одну из фотографий, ни до открытия выставки, ни после. Ее поддержали владелицы галереи, две ярые феминистки — худенькие, обманчиво спокойные. А Фреду-то они поначалу казались такими славными. Отказалась Ру и назвать имена двух других моделей — их чувства она щадила явно больше, чем чувства мужа («Честное слово, не могу. Я обещала сохранить их инкогнито»).
Фред возмутился, стал говорить о «хорошем вкусе» и тому подобном. Ру принялась на него орать:
— Знаешь ли, милый мой, что это такое? Сплошная чушь и лицемерие. Как насчет художников и скульпторов-мужчин, которые веками использовали женские тела? Фотографы, кстати, тоже: у них женщины бывали похожи то на фрукты, то на песчаные дюны, то на чайные чашки. Целая комната сисек и попок — это да, это прекрасно, это Искусство! Но только попробуйте с мужчинами проделать то же самое! Что ж, очень жаль. Выходит, вам можно, а нам нельзя?
— Ладно, — согласился тогда Фред. — Хочешь фотографировать красивых мужчин — их тела, руки, ноги, плечи — пожалуйста! Даже мужские задницы, в конце концов…
По-прежнему вне себя от ярости, Ру перебила его:
— Нет, приятель, дело не в этом. Женщинам, в отличие от гомиков, нет дела до мужских задниц.
Ну да, зато им есть дело — не было нужды это говорить — до мужских членов.
В то же время Ру упрямо твердила, что не была близка ни с кем из своих неизвестных моделей.
— Ума не приложу, отчего они так возбудились. Многих людей возбуждает, когда их снимают. Думаешь, если бы я спала с другим, я бы повесила на выставке снимок его члена? По-твоему, я такая дрянь?
— Не знаю, — ответил Фред устало и сердито. — Я теперь вообще не знаю, чего от тебя ждать. Да и какая разница?
Ру метнула на него гневный взгляд.
— Правы были Кейт и Гарриет, — сказала она. — Ты и впрямь свинья-женоненавистник.
Глубоко под землей, на станции метро «Тоттенхем-Корт-роуд», к холодной, грязной платформе, на которой стоит Фред, подходит поезд. Фред садится в вагон, на душе у него тревога и мрак, как всегда, когда наперекор здравому смыслу он начинает думать о Ру. От нее надо освободиться, ее нужно забыть, оставить в прошлом. Их брак — ошибка, неудавшаяся затея, которая заставила его трезво взглянуть на себя и на мир; может быть, он стал мудрее, но при этом ожесточился.