— А сестра у нее — психолог, в Стэнфорде училась. Представляете, сказала Мирне, что я без своей работы так мучаюсь, потому что ум у меня как у трехлетнего и мне на самом деле только того и надо, чтобы повозиться с какашками.
— Ничего себе! — повторяет Винни, на этот раз возмущенная всерьез.
— Когда из «Амальгамейтеда» меня вышвырнули — такое началось! «Мирна, я же всегда тебе говорила!»
— Думаю, у каждого найдутся такие родственники, — отвечает Винни, хотя у нее такой родни нет. Зато есть так называемые друзья, которые предупреждали, что ее муж все еще страдает по прежней возлюбленной и что брак их долго не протянет. А потом, естественно, гордились своей проницательностью. — Не обращайте внимания.
— Я-то стараюсь. Не то что Мирна. Вот когда я не мог устроиться на новую работу, ей казалось, что сестра была права. Думала, что я и не пытался. Да черт подери, я одних только резюме и писем разослал добрую сотню! Но дело-то в том, что в пятьдесят шесть, пятьдесят семь никто тебя на работу не возьмет. Страховки слишком дорого обойдутся, да и силы наверняка уже не те. Я и сам раньше так думал.
— Точно, — отвечает Винни, вспомнив собрания в университете. — Многие так думают, наверное.
— Немного погодя я на все махнул рукой. Начал выпивать… сперва все больше по ночам, когда не спалось. По ночам лучше. В доме тишина, с Мирной не надо разговаривать, прислуга не шныряет туда-сюда, не ходит за мной по пятам со своим треклятым пылесосом. Если было совсем худо, напивался в стельку. Бывало, не вставал до самого обеда. Или садился в машину и мчался неведомо куда, вслепую, как крыса… то есть как летучая мышь. — Чак невесело смеется. — Разбил машину вдребезги.
— И что дальше? — торопит его Винни, но Чак молчит. — Попали в аварию? Сильно разбились?
— Нет, ничего страшного. Я… да вы не волнуйтесь. Плохо было дело. Машина — в лепешку, а меня поволокли в участок за вождение в нетрезвом виде. Мирну это доконало. Она меня любила когда-то, а теперь ей смотреть на меня стало противно. Не могла дождаться, когда же наконец посадит меня на этот самолет. Стыдится меня теперь, да и не она одна. Грег с Барби тоже. — Торжествующий Фидо кладет лапы Чаку на плечи и радостно лижет его широкое, обветренное лицо.
— Ну, я не думаю, что… — начинает Винни и тут же умолкает. Может быть, жена и взрослые дети и вправду стыдятся Чака — откуда ей знать?
— Вот я и не вернулся домой из этой чертовой турпоездки. Лондоном я был сыт по горло, но и в Талсу не хотел возвращаться. Думал, если я вовсе домой не приеду — всем будет только лучше. Мирна выдержит, ей даже легче станет. Освободится от меня, будет женщиной уважаемой. Есть у нас один застройщик, жирный такой… Мирна ему еще продала большой земельный участок под торговый центр. У него денег куры не клюют, лезет в политику и увивается за Мирной. Ей это будет по душе, ей всегда хотелось, чтобы меня выбрали на какую-нибудь должность. Ее родня собрала бы денег, да только мне это не нравилось. Не люблю политиков. Но этот малый вдобавок новообращенный христианин, и семья у него строгая, верующая. На вдове он женился бы, а на разведенной нет. Ну, я и подумал, что без меня Мирне стало бы только легче. Знаете, я здешние правила движения никогда не понимал. Все эти крохотные машинки — их и не разглядишь толком, пока на тебя не наедут, да еще эти дурацкие автобусы двухэтажные. Я пытался запомнить, в какую сторону смотреть, но все время забывал. Пару раз меня чуть не сбили. Мне было наплевать. Ладно, думал, и так неплохо пожил, с меня хватит.