Чак молча смотрит на Винни.
— Это, конечно, не мое дело, — добавляет Винни уже тише, удивляясь собственной вспышке. — Простите, что накричала на вас, но уже ночь на дворе, а завтра с утра мне ехать в Кенсингтон, в школу.
— Ясно. Ничего страшного. — Чак смотрит на часы, медленно поднимается; говорит он обиженно, сухо, сердито. — Ладно, профессор, я пошел. Спасибо за виски.
— Не за что. — Винни не может заставить себя извиниться перед Чаком Мампсоном. Провожает его до дверей, моет за ним бокал, а за собой чашку, ставит их в сушилку, снова надевает фланелевую ночную рубашку и ложится в постель, с досадой думая, что уже десять минут первого.
Однако заснуть не получается — в голове вертятся надоедливые мысли. Винни злится на себя, что не сдержалась, высказала Чаку все, что о нем думает. Толку-то от этого никакого. Вот уже много лет она ни на кого так не кричала; обычно она ведет себя по-другому: сжатые губы, ледяное молчание.
Злится Винни и на Чака. За то, что разбудил ее, не дал выспаться, в Уилтшире ничего интересного не нашел, и за то, что он такой толстый, несчастный, никчемный! Чак и его рассказ напомнили ей все, что она так не любит не только в Америке, но и в Англии: гостиницы и магазины для туристов, безвкусицу и дешевку, сделанную туристам на потребу, и то, что многие англичане испорчены американской массовой культурой почти как грубые, невежественные американцы («Как хочу я птичкой стать и над пляжами летать…»).
За что меня преследует заокеанская пошлость? Это нечестно, думает Винни, беспокойно ворочаясь с боку на бок. И на этой жалобной ноте начинает искать Фидо. Но ее воображение, всегда такое живое и яркое, на этот раз не рисует его. Винни видит другую картину: следом за Чаком Мампсоном, по освещенной желтыми фонарями Риджентс-парк-роуд, плетется в тумане грязно-белый пес и, тяжело дыша, останавливается с ним рядом, когда Чаку не удается поймать такси.
Винни потрясена предательством Фидо. Почти двадцать лет своей воображаемой жизни он интересовался лишь ею одной; казалось, для него никого больше не существует, кроме хозяйки. Почему же теперь она так живо представляет, как Фидо бежит следом за Чаком Мампсоном через весь город, как он дарит Чаку слюнявые собачьи ласки? Неужели ей и вправду жаль Чака? Жаль даже больше, чем саму себя? Может быть, они похожи? В конце концов, Чак мечтает стать английским лордом, а Винни — конечно, не в прямом смысле, а на более тонком, сверхъестественном уровне — английской леди. Может быть, кому-то ее притязания кажутся столь же смешными и нелепыми?