Я смотрел на него, разинув рот.
— Ты-то откуда знаешь?
— А как ты думаешь, почему я вчера так долго к тебе не выходил? Потому что провожал Гледди. Но не через садовую калитку, возле которой ждал ты, а через парадную дверь. Заходила посоветоваться. До сих пор не понимаю, почему она не сделала этого раньше.
— Ну ничего себе, — вздохнул я. — Посоветоваться? Как избежать наказания за преступления? С тобой?! Грешные Магистры, что творится, а.
— Видишь ли, из всех моих знакомых только тебе почему-то нравится считать меня бесчеловечным монстром. И, по правде сказать, я начинаю опасаться, что теперь, выяснив, что со мной вполне можно иметь дело, ты утратишь ко мне всякий интерес.
— Не волнуйся, — ухмыльнулся я. — Это тебе только кажется, что можно… А что ты ей посоветовал?
— Идти прямо к Джуффину и все ему рассказать, пока не поздно. Сказал, есть неплохой шанс, что он поможет, поскольку считает проделки ее приятелей забавными. Но Гледди все-таки опоздала.
— Опоздала, — кивнул я. — Шеф при мне сказал, что уже ничем не может помочь, поскольку делом занимаемся не мы, а Полиция. Стращал бедняжку Нундой. Честно говоря, не верится, будто Джуффин действительно ничего не может — что ему какая-то Полиция? Однако при этом он был откровенно доволен, когда я предложил преступнице убежище. Джуффина и всегда-то непросто понять, но бывают дни, когда это становится совершенно невозможно.
— Да нечего тут понимать человеку, в чьем доме живут сразу две кошки, — пожал плечами сэр Шурф. — Просто представь, что кошек несколько дюжин, и у каждой свой интерес.
Я невольно улыбнулся. Потом сказал:
— Слушай, ну и знакомства у тебя однако. Никогда бы не подумал.
— Что мы с Гледди дружим? Ну да, вряд ли ты мог от кого-то услышать, что в юности, еще студенткой, она писала стихи. Настолько хорошие, что экспертов, способных оценить ее по достоинству, можно было пересчитать по пальцам; я — один из них. К счастью, к моему мнению уже тогда внимательно прислушивались, поэтому Гледди Ачимурри стали принимать всерьез — даже те, кто не понимал важности ее работы. Впрочем, через несколько лет она бросила писать. Гледди все быстро надоедает, так уж она устроена. Но сблизились мы именно тогда. Узнав, что Гледди Ачимурри во всеуслышание объявила свое новое стихотворение самым последним, я позволил себе довольно бесцеремонно вмешаться. Помню, битый час произносил перед нею речь об ответственности человека, наделенного даром сложения слов. Однако это не произвело на Гледди никакого впечатления. Я был озадачен. Обычно люди меня слушаются.