Конечно, он уверял, что вовсе не считает меня безнадежной, а я простила эту маленькую ложь.
Я не верю в чудотворную магнетическую силу, но Гансу моя вера без надобности.
Он устроил сеанс, при котором присутствовали и доктор, и Брианна, и, конечно, я. Надо сказать, что помню лишь жар, исходивший от рук Ганса. Этот жар объял меня, как пламя – купину неопалимую. И, как она же, я горела, не в силах вырваться.
Когда же жар иссяк, то я увидела, что уже ночь и что нахожусь я в собственной постели.
– Матушка! – крикнула Брианна, которая, оказывается, все это время провела рядом со мною. – Матушка очнулась!
Тотчас появился доктор, весьма серьезный с виду. Он осматривал меня и, видно, остался недоволен осмотром.
– Простите, миссис Эвелина, – сказал он мне. – Однако вы относитесь к людям сильно магнетическим, а они не чувствительны к месмерическому воздействию.
Наутро он и Ганс, так и не произнесший ни слова, уехали.
Я же подумала, что все это – глупость. И мне премного жаль, что столь достойный человек, как наш доктор, верит ей.
Дневник Патрика
19 апреля 1852 года
Все складывается наилучшим образом во многом благодаря стараниям мистера Н. Моя помощь ему не нужна, и я занялся другим вопросом.
Вчера получил письмо от мисс Брианны. Она говорит, что миссис Эвелина стала совсем слаба, она или спит, или дремлет, успокаивая сильнейшую боль опиумным настоем. Мне не нравится, что она использует опиум. Мой отец все время пил его. А в последние годы и курил, но не только опиум, а еще индейскую траву. От нее отец много спал и просыпался злым. Мне крепко доставалось от него. Не знаю, почему я это терпел?
Отца я не стал бы спасать. Он был злым человеком. Миссис Эвелина – добрая. Ей нужна моя помощь. И я должен решиться. Я давно мог решиться, но оттягивал неизбежное.
Но сначала – последнее испытание. Если выйдет все правильно, то я помогу не одному, а двум хорошим людям.
Сегодня я отправлюсь в трущобы. Там уж найдется кто-либо, кто недостоин жизни.
Дневник Патрика
20 апреля 1852 года
Я вернулся. Мне плохо.
Однажды я заболел. Сильно. Мне было жарко, и я раздирал ногтями кожу, пытаясь добраться до костей. Я видел, что именно в них и живет жар, и, если доберусь, сумею погасить.
Тогда дядя привел Седого Медведя. Отец хотел прогнать. Помню, как он сказал:
– Мальчишка все равно не жилец.
Дядя ничего не ответил, но в руках его появились ножи. Они были такими яркими, просто ослепляющими. И я ослеп. Я лежал, сгорая от жара, и слушал чье-то бормотание. Я вдыхал дым и выплевывал его вместе с кровью.
Я выжил. Чудом ли, стараниями ли Седого Медведя, который был совсем не седым. Однако дело не в прошлом, а в настоящем. Сейчас жар, спрятавшийся внутри меня, вновь вспыхнул.