– Третий курс. В аудитории синие стены, бледные, как застиранные пеленки. Окна большие и грязные. Свет ложится пятнами на мою тетрадь. Сложно читать. Глаза слезятся.
– Ваш рассказ – выдумка.
Адам встал. На часах – четверть четвертого. Окно открыто, дверь тоже. Сквозняк шевелит страницы недочитанной книги.
– Я почти ослепла… а потом увидела ангела.
Белая рубашка и нимб света над волосами. Ангел остановился напротив, глядя на Антонину с легким укором.
– Вы не пишете, – сказал ангел басом.
– Свет мешает.
Эта встреча запомнилась, а другие, которые были до и после, исчезли из памяти. В ней никогда не хватало места для всего.
Следующее воспоминание – картинка. Парк. Вязы-свечи. Скошенная трава. Табличка, на которой аккуратным школьным почерком выведено: «По газонам не ходить».
– Мне импонирует твоя серьезность. – В его руках букет сирени. Кисти закрывают ладони, касаются рукавов рубашки и подпрыгивают, когда он идет. У него широкий шаг. Антонине сложно держаться рядом, а попросить его идти помедленнее она стесняется.
С ним сложно.
– Я всегда выделял тебя среди других.
Он останавливается под часами лишь затем, чтобы вручить ей букет. Сирень влажная и тяжелая. Ветки норовят выскользнуть из пальцев, ведь Антонина неуклюжа, но она очень старается.
Жаль, что букет придется выкинуть. Анастасия не потерпит сирени: цветы нарушают заведенный порядок.
– И поверь, у меня крайне серьезные намерения. – Он завершает речь, и Антонина пользуется паузой, чтобы ответить:
– Верю.
Дорожка выводит к площадке с фонтаном. Из серой чаши торчат сопла труб, и струйки воды, вырываясь на волю, щедро сыплют каплями. Вокруг фонтана носятся дети. На скамейках сплетничают мамаши. Неприкаянно бродит человек с «Зенитом».
– Фотография! – Он заступает путь. – На память! Девушка! Молодой человек! Сфотографируемся, и…
– Тщеславие, – замечает человек, глядя сверху вниз. – И глупость.
Антонина прячется за букетом сирени, делая вид, что вдыхает аромат. Но сирень ничем не пахнет.
Следующее воспоминание – зимнее.
Вьюжит. Ветер натер лицо до красноты. И губы заледенели. Антонине сложно дышать и сложно шевелиться: шуба на ее плечах тяжела.
– Горько! Горько! – перекрывая вой вьюги, кричат гости.
И он, наклоняясь к Антонине, касается ледяной щеки. Беззвучно хлопает шампанское. И фотограф – тот самый? другой? – делает снимок. Но фотографию Антонина так и не получила.
Свадьба продолжается в столовой. Гремят музыка и посуда. Скрипят на зубах салаты, а жесткое мясо вызывает приступ изжоги.
– Почему твои родители не пришли? – Он задает вопрос шепотом, касаясь губами Тониного уха.