Четыре оборота большого ключа. Я вошел. Из прихожей была видна кухня. Сквозняк вздул легкую занавеску — впопыхах покидая дом, мы забыли закрыть окно. Или его приоткрыл тот, кто наведывался сюда после нас.
Все та же груда вещей в прихожей. Тот же кавардак в гостиной — вспоротая мебель, раскуроченный компьютер. В спальне тот же пух из перин и подушек. Я присел на краешек чудом уцелевшего стула, закурил.
В отличие от сурка, я толком не знал, что именно надо искать.
Мне потребовалось выкурить целую сигарету, чтобы понять всю безнадежность этой затеи.
За неимением пепельницы я ткнул окурок в выстеленную разнокалиберными кусками кафеля крышку низкого сервировочного столика и припомнил посетившую меня той ночью мысль: до чего же удобно за таким столиком выпивать и закусывать, — протер наутро кафель мокрой тряпкой — и порядок.
Раздумывая об этом, я заметил, что кусочек кафеля как-то странно отзывается на мои ритмичные нажимы.
Да. Забранная по периметру в кованую медную раму столешница едва уловимо покачивалась. Я наклонился, тщательно осмотрел цементные спайки вокруг разномастных кусков кафеля. Нет, все они были крепки.
И тут я увидел… несколько тонких ссадин на темной медной раме.
Сбегав на кухню, отыскал старомодный консервный нож с деревянной ручкой. Отжать кромку мягкого металла труда не составило. Просунув в узкий паз лезвие валявшегося на полу хлебного ножа, попытался приподнять столешницу. Она поддалась. Я подцепил ее край, приподнял.
В маленьком углублении на внутренней деревянной крышке стола лежал квадратный пластиковый пенал с парой дискет.
Я осторожно извлек его из тайничка, сунул в карман, вернулся на кухню, чтобы закрыть окно. Выглянув на улицу, увидел, как во двор на приличной скорости вкатила черная «Волга». Из нее выбрались три человека в серых костюмах, повертели головами, перебросились парой быстрых фраз и направились к подъезду. В их наружности не было ровным счетом ничего примечательного, бросающегося в глаза. Примерно одного роста. Одинакового фасона аккуратные короткие стрижки. Практически одинаковый ритм уверенных движений. Одинаковые лица.
Я отшатнулся от окна, не сразу поняв, отчего вдруг засосало под ложечкой, — ведь абсолютно ничего опасного не было в неброской внешности этих людей.
Сквозняк из окна давил на лицо, донося до меня запахи раскаленной улицы, и вдруг я понял, что именно заставило меня напрячься, когда увидел прибывших на «Волге» людей.
Это был смутный отголосок запаха.
Именно того, который я уловил там, на кладбище, обнаружив место, где был в засаде стрелок. Того, что парил над одуванчиковой поляной, сочась из раскрытого окна на втором этаже старого дома.