На бодворке, на лавочке (Шуля-Табиб, Шульман) - страница 6

видит, не слышит!

- Точно. Зато наши симпатичные бабульки - ангелочки бесплотные, у них никаких подобных

хворей нет и быть не может, и чего только к докторам ездят, вот вопрос? Полагаю, от скуки.

- Хватает, конечно, и у них. Мне однако предостаточно и того, что я сам о себе знаю! И

выставлять это напоказ не хочу!

- И я не хочу. Тогда в чем проблема?

- Черт ее знает. Все правильно, все логично, вот только порой хочется завыть!


- Завой, - разрешаю я, - только не очень громко, не то соседи полицию вызовут!

А мне выть не хочется, я привык к своему одиночеству. И большая любовь - та, о которой

стихи и поэмы, трагедии и романы - как-то обошла меняя стороной. В юности довоенной не

успел, а с войны пришел на костылях, было не до любви, мечтал дожить до того дня, когда

проснешься - и не рвет, не дергает тебя дикая боль, когда станешь нормальным

двадцатилетним человеком. Ждать пришлось довоьно долго, лет пять или даже шесть.

Потом была долгая семейная жизнь, без особых любвей, без взлетов страсти и без

разочарований. За долгие годы выработалось какое-то особое чувство: любовь не любовь, дружба не дружба - просто незаметно срослись, как симские близнецы, ведь столько вместе

прожито-пережито: и хроническая учительская нищета, и тревоги за детей, и болячки - всего

хватало. Мне было 70, когда ее не стало, о другой женщине я даже не помышлял.

Поезд ушел, и на безлюдном перроне я один.

У Ильи, по его словам, была в молодости любовь, но неудачная.

- На первом курсе,- говорил он,- был у нас драмкружок. И вот как-то зашла на репетицию

девчонка с геофака - и все, кончились мои репетиции, только и света в окне , что она, Лиля.

И взаимно, никаких соперников, ревнючих переживаний, даже в гости к ее родителям ездил, в райцентр. И тут война. Я с первого дня в армию, она к родителям своим. Повоевал я с

немцами и с японцами, в конце сорок пятого года демобилизовался, прискакал домой - а моя

Лиличка, оказывается , во время войны замуж выскочила - за полицая! Полицая того

партизаны расстреляли, осталась она одна с пацаненком. Всѐ это поведала мне ее подружка.

Сказала, правда, что замужество то было вынужденным, чтоб немцы не угнали в Германию, семейных они не брали. И горюет, дескать, Лили только обо мне. Ну, то, что так многие

спасались от угона в рабство, я знал, и это бы меня не остановило, но - за полицая! Меня

корежило от одной мысли, что я стану наследником полицая! Так и не поехал, не захотел